- Моя воинственная Звездочка! – рассмеялся он. – Я буду
писать.
- Конечно будешь!
В это время прозвучал звук отрядного барабана.
- Ну, мне пора! – поцеловал он нас троих на прощанье, - Бабушка,
сбереги их!
- Обязательно! – твердо ответила Зиянья.
Уанитль еще раз бросил на нас прощальный взгляд. А потом уже не
оглядываясь, быстрым шагом спустился со ступеней, чтобы занять
место в начале отряда.
Там, где было его место.
Мы обнялись с Зияньей. И так и остались стоять на возвышении
перед теокали, поддерживая друг друга. Даже когда большинство
горожан побежали провожать отряд до ворот города.
Когда под бой барабанов и противные звуки флейты с площади ушел
последний воин, мы, не сговариваясь, спустились с постамента и
пешком отправились ко дворцу.
Ждать.
Теперь нам оставалось только ждать.
Ждать порой оказывалось самым тяжелым. Я с нетерпением ожидала
каждое письмо Уанитля, вот только приходили они теперь не
регулярно, лишь с очередной оказией. Иногда писем не было неделю,
иногда и больше. Хоть муж и писал каждый день, огромная
государственная машина все чаще давала сбои.
Оллин посоветовал Уанитлю отправлять письма мне внутри
государственной корреспонденции к нему, поэтому я ревниво
высматривала, когда на дорожках дворца появится императорский
гонец. В этом мне даже дворцовая стража помогала, сообщая через
Атли.
Вести приходящие из столицы были противоречивы. Кто-то говорил,
что испанцы уже изгнаны, кто-то что они забаррикадировались во
дворце и не смеют высунуть в город и носа, вместе со своими
шакалами – тласкаланцами. Одни говорили одно, другие – другое.
Но я-то знала, что испанцы еще покажут свое истинное лицо.
Жизнь в Тотимане меж тем текла своим чередом. Чествование нового
тлатоани сначала было отложено, так как наступило Уэйтосоцтли* -
Большое бдение – время самого строгого поста. Но уж после него!
По совету жрецов чествование Оллина начали за день до Тошкатля**
– большого праздника перед засушливым периодом. Поэтому венец из
расписных перьев – символ власти, на голову Оллину надевал сам бог
Тескатлипоки. Точнее его земное воплощение на этот год.
Мне же было дико смотреть на молодого юношу, который прекрасно
знал, что завтра его сердце преподнесут в дар богу. А сегодня его
еще возвеличивают и на него молятся.
Празднества, как и говорила Икси продлились семь дней. Семь дней
город веселился и радовался, а на восьмой – как отрезало, все
занялись привычными делами.