– Загадочная у тебя логика. Думаешь, по ночам можно ездить пьяной?
– Я не пьяна, ты же видишь! Пара бокалов вина.
– Ах, пара бокалов! Ты действительно считаешь количество выпитого своим оправданием?
– Почему бы и нет?
– Потому что в нашей стране за рулём нельзя пить вообще. Скажешь, ты никогда об этом не слышала?
– Папка, ну какая разница! Ты ведь президент, в конце концов.
– Вот именно – президент, а не царь и бог. Сегодня ночью, возможно, некоторое количество людей обзавелось хорошей уздой на меня.
– Причём здесь ты? Ты ведь спал.
– Нет, я не только спал. Ещё я узнал о совершённом дочерью преступлении и ничего не сделал для торжества правосудия. Ты понимаешь, в какое положение меня поставила? Ты думаешь, я живу припеваючи, горя не знаю и делаю всё, что хочу?
– А разве не так? Неужели позвонишь сейчас генеральному прокурору? Или по 02? Вообрази только размах положительного отклика в обществе на твой поступок! Президент выдал правосудию свою родную дочь! Какой отличный повод для газетных передовиц и сенсационных телерепортажей! Давай, давай, чего ты ждешь?
– Всё население страны имеет право не сообщать властям о правонарушениях родственников, закон это допускает. А президент такого права не имеет, именно в силу своего положения. Опять Интернет взорвётся новой сенсацией, на сей раз совсем небывалой. Дочь президента убила человека, а папочка её прикрывает! Где всё случилось?
– На проспекте Мира.
– На проспекте Мира! Он оказался для тебя недостаточно широким?
– Да этот тип выскочил неизвестно откуда! Там рекламные щиты стоят на тротуаре, вдоль проезжей части. Пап, никакой Интернет ничем не взорвётся, никто ничего не узнает. Меня ведь не задержали на месте, за мной никто не гнался, меня никто не видел.
– Если так, почему ты поехала не домой, а сюда?
Светлана окаменела лицом, посмотрела на отца отстранённо, затем отвела глаза:
– Ты меня всё-таки прогоняешь?
Саранцев обнял дочь за плечи, быстро чмокнул в щёку:
– Не мели чепуху. Где Алексей?
– Наверное, у себя дома.
– Он знает?
– Нет.
Разумеется, он не знает. Игорь Петрович мысленно чертыхнулся и глубоко вздохнул. Выпускник Оксфорда и начинающий бизнесмен Алексей Уряжский появился в жизни дочери спустя несколько месяцев после президентской инаугурации Саранцева, и тот упорно стремился проникнуть в замыслы первого ухажёра страны, поскольку не мог поверить в его бескорыстность. Негласная проверка ФСБ дала набор скучных, прямо-таки анкетных, данных, но не ответила на главный вопрос: испытывает проверяемый искренние чувства к Светлане Саранцевой или нет? Бизнес обыкновенный – торговля. Законная торговля. Разумеется, не без финансовых нарушений и с некоторыми вольностями в части соблюдения трудового законодательства, но где же найти владельца фирмы без мелких зазубрин на репутации? Компанию в наследство не получал и ни у кого не отнял, даже не купил, а сделал сам, с нуля. Конечно, лучше бы он занялся производством, но здесь, как и в некоторых других моментах, его жизнь поправима. Разумеется, Алексей имел в прошлом романы, но их наличие даже одобрялось Саранцевым. Только маньяк мог дожить до зрелых годов без единой близости. Брошенные дети не обнаружены, а пара измен – как же без них? Если бы всегда бросали его, а он только бегал бы хвостом за уходящими от него женщинами, Уряжский определённо не заслужил бы права встать рядом с дочерью президента. Тряпкам здесь не место. Тем не менее, вот уже в течение трёх лет Саранцев никак не мог поверить в безотчётную привязанность предпринимателя к Светке, хотя сам себя старательно убеждал в обратном, поскольку та очень бурно реагировала на любое внешнее проявление подобных сомнений. Спорить с ней без особых причин не хотелось, поскольку никому не становилось лучше от шумных скандалов. Но как можно молчать, если на кону стоит судьба дочери, а исход игры неизвестен? Родителей Уряжского Игорь Петрович никогда не видел, дочь отзывалась о них беззаботно и высокомерно, как, наверное, и о своих собственных родителях в её молодёжном кругу общения, где уважение к старшим – невыразимый моветон. Теперь она ночью примчалась на разбитой машине под защиту отца, ненавидит себя за унизительную уступку, и хочет повернуть время вспять, а оно течёт и течёт себе в прежнем направлении с непременной скоростью, как бы ни менялось восприятие времени человеком в течение его смехотворно короткой жизни.