– И что такого ты мне скажешь?
Ворон насмешливо фыркнул:
– Только то, что после смерти мага, любые наложенные им чары, развеиваются. Прикончила бы меня и была бы свободна, как ветер.
– Зачем ты говоришь мне об этом?
– Пытаюсь ввести во искушения путем мотивации на преступление, – смеясь, проговорил он. – Мне кажется, это добавит перчика в наши отношения. Что может быть лучше, чес трахать суккуба с риском для жизни, зная, что как раз в этот самый момент он, возможно, вынашивает коварные планы своего избавления – разве это не забавно?
– Парень, я ещё не совсем поняла, что с тобой не так, но то, что проблем с головой у тебя выше крыш – уяснила.
– И это мне говорит дочь Чёрного Змея?
– Представляешь, как далеко зашёл твой патологический процесс?
– Знаешь, а мне нравится твоё чувство юмора, – выдал он, глядя на неё с прищуром.
– А я его проявляла?
– А ты не заметила? Что-то у тебя сегодня с внимание как-то не очень.
– Думаю, нам обоим стоит немного отдохнуть. Вообще и, в частности, друг от друга. Ты поспи, а я пока пойду, приберусь в ванной. А потом планирую всё-таки найти в этом доме холодильник. Я всё ещё голодна.
– Я бы сказал – ненасытна, – вздохнул Ворон, поудобнее устраиваясь на подушках. –Печеньки с мармеладками можно найти в горке на кухне, что стоит рядом с очагом. Приятного аппетита, куколка.
– А тебе – сладких снов, пупсик.
В тёмных покрывалах летней ночи
Заблудилась юная принцесса.
Плачущей нашёл её рабочий,
Что работал в самой чаще леса.
Он отвёл её в свою избушку,
Угости лепёшкой с горьким салом.
Положил под голову подушку
И закутал ноги одеялом.
Неужели это только тряпки,
Жалкие, ненужные отбросы?
Кроличьи засушенные лапки,
Брошенные на пол папиросы?
Почему же ей её томленье
Кажется мучительно знакомо?
И ей шепчут грязные поленья
Что она теперь лишь вправду дома?
Александра, растянувшись на ступеньке, упиралась затылком в ограждение перил, а ногами – в каменную стену. Она с аппетитом трескала кусок хлеба с ветчиной и запивала всё это простой крынкой молока. Незатейливо, но казалось вкусным. Может, с голодухи, а может быть, потому, что она уже добрую сотню лет никогда не чувствовала себя в своей тарелке и полной безопасности?
У неё никогда не было своего дома.
Сначала череда приютов и детских домов, где всё и всегда общее, где тебе достаётся мизер, где все друг друга ненавидят и прочая лажа.