Низковата сопочка, – не видно отсюда море из-за высоких сопок полуострова Чуркина и Русского острова. Зато бухта и торговые суда, под флагами разных стран, – как на ладони! – и волнуют воображение больше, чем пустая линия морского горизонта. Каждый день в ослепительном сиянии бухты появляются новые причудливые силуэты сухогрузов, лесовозов, контейнеровозов, рефрижераторов, танкеров, ледоколов, дразня пацанячье любопытство замысловатым разнообразием корпусов, палубных надстроек и рангоута. Полярными морозами промороженные, тропической жарой прожаренные, дальними океанами просоленные, штормами всех широт трёпанные, романтично неряшливые торговые суда – трудяги океанов, – приносят в тихую бухту, вместе с прозаическими грузами, ароматы тропических островов и мечты про удивительные страны.
Через моря и океаны, сквозь льды и туманы днями и ночами идут к этой бухте суда со всех широт и меридианов нашего шарика, упрямо накручивая на тяжелые гребные винты тысячи круто просоленных океанских миль. Идут, чтобы бросить тяжелые цепкие якоря в ласковой бухте, укрытой горами от тайфунов и цунами, бухте, которая, как котёнок с серебристой шкуркой, дремлет под майским солнышком, свернувшись калачиком среди уютных зелёных подушек – сопок, окружающих бухту. Есть сопки подушки и подушечки, плашмя они лежат и торчком стоят. Не спроста моряки говорят, что смотрится Владивосток с Орлинки не хуже, чем Рио де Жанейро с Карковадо.
По сопкам Владика, как причудливые ожерелья из самоцветов и ракушек, прихотливо изгибаются ярусы улиц из разноцветия домов и домишек удивительно разнообразных стилей. Нет на свете такого народа, пришельцы которого, поселившись на берегах этой бухты, не построили бы дом и храм по своим вкусам и традициям. Есть в городе кирха, костёл, синагога, мечеть, храм буддийский, синтоистский и разные конфуцианские храмики. Нет только православной церкви, будто бы русскими тут и не пахло! На месте великолепного православного собора, сияние золотого купола которого было видно отовсюду, возвышается неопрятная куча кирпичной щебёнки. От неё в сухую погоду разлетается кирпичная пыль, а в дождливую – растекаются рыжие ручьи.
Много раз военные минёры взрывали этот собор, но так прочен был старинный раствор, что кирпичи в месте взрыва превращались в пыль, а когда она рассеивалась, то все только ахали: храм, как прежде, стоял на месте! Месяц геройски сражались минёры с упрямым собором, затратив столько взрывчатки, что хватило бы на всех самураев! От взрывов повылетали окна в домах поблизости, а новая пятиэтажка треснула напополам. В городе все стали нервные: не война ли с японцами? В горисполкоме стали вздрагивать от хлопка форточки. В аптеках закончилась валерьянка. А по центру Владика ветер раздувал шлейф кроваво красной пыли, как кровь смертельно раненого собора.