Девушка с дредами достала из необъятного, огромного рюкзака небольшой кулечек с чем-то и положила его к себе на колени. Я бы и не обратила внимания на него, но мне показалось, что это какой-то интересный чай, и я глянула с любопытством – какой?
…И натолкнулась на колючий взгляд серых глаз. Я пос-пешно отвела взгляд, но боковым зрением увидела, как она вырывает из тетрадки листик, от него – кусочек и неспешно скручивает сигарету.
От догадки меня тряхнуло током. Она посмотрела на меня сверху вниз с вызовом, и затянулась.
Я посмотрела по сторонам – ничего вроде бы не изменилось.
Музыканты играли «Шербургские зонтики». Покровский собор купался в лучах солнца и был похож на белого зеленоглазого кота с рыжими полосками на спине. Сковорода слушал музыку. Старый хиппи кормил голубей.
Я встала и ушла.
Мне не хватало воздуха.
2012-2013
Рояль для табуретки
Жил-был стул. Самый обыкновенный стул – четыре ножки, мягкое сиденье, изящная спинка. Он был старый, но делал вид, что древний, потому что стоял не где-нибудь, а в музее Великого Писателя.
На самом деле стул достался директору музея вместе с дряхлой дачей. Стул стоял там на чердаке и чихал, когда поднималась пыль. Он смотрел в окно, где по ночам сияли звезды, а днем летали наперегонки птицы.
Директору стул понравился, и было решено, что он уже достаточно стар для того, чтобы заменить тот, от которого после неудачной реставрации остались рожки да ножки.
Так он и стал экспонатом музея, где и встретил свою любовь. Она была прекрасна: табуретка из красного дерева, на трех изогнутых ножках, с сиденьем, вогнутым, как обеденная тарелка, и покрытая четырьмя слоями восхитительного лака. Она стояла у зеркала и бесконечно любовалась собой, заботливо сдувая пылинки со своих бесчисленных завитушек.
Стулу лишь оставалось вздыхать в сторонке. От безответного чувства он даже начал писать стихи. Директор музея очень удивился бы, если б узнал, что стул обладает неплохим чувством ритма и искусно подбирает рифмы.
Все забыли о нем. Только сторож, знавший ему настоящую цену, вставал иногда на него, заботливо подстелив газетку, чтобы вкрутить лампочку, но это случалось редко.
Единственное, что грело душу стулу в эти дни – мечта. Он хотел быть креслом. Мягким, шикарным, с кожаной обивкой… Вот тогда бы табуретка точно обратила на него внимание!