- Вот, Игнат, пополнение, - добродушно сказал Черномор. - Иры
Лисиной детки.
Игнат нахмурил лоб, явно не понимая, кто такая Ира Лисина.
- Дочка Семена, брата твоего отца, - пояснил Чернов, сжалившись.
- Стало быть, твоя родня - племянники. Стая твоя. Тебе и смотреть
за ними.
Лицо Игната сначала появилось удивление, затем восторг. Радостно
взревев, он стиснул в объятиях Черномора, потом сграбастал Ваську и
Сашу.
- Век не забуду, Павел Егорович, - выдохнул чудной мужик. - Я
должник ваш.
- Да брось, Лисин, - несколько смутился Черномор. - Не меня
благодари. Это Ольги Мишкиной заслуга. Она Мишке про свою деточку
все уши прожужжала, вот Константин Адамович меня и пнул в детдом
этот.
- Это новенькая что ли? - уточнил Игнат. - Такая...
библиотекарша?
Оленька Викторовна здесь! Вот это счастье! Ну да, в своем
закрытом платье и в очках Ольга натуральный синий чулок. Саша
завертела головой, высматривая свою подругу, но ее нигде видно не
было.
Тем временем Игнат принялся знакомиться с прибывшими. Начал с
Тимура, подал руку Ваське и наконец протянул и Сашке.
- Игнат, - радостно представился он.
- Саша, - нарочно назвалась неполным именем. Догадается ли?
Не догадался. Руку стиснул, чуть ли не сломал.
- Сейчас, ребятки, вас накормим и в душ, - едва не прыгал от
счастья рыжий. Да что это с ним?
- Сегодня переночуете у нас в общаге, койки есть свободные, а
завтра решим, что с вами делать.
- Уймись, Игнат, - весело сказал чем-то довольный Черномор. -
Тимура и Васю забирай, а Александру пока в гостевую комнату
определим. Нечего девчонке в мужской общаге делать.
Растерянно хлопающий глазами и стремительно краснеющий Игнат
Сашку позабавил, но оглядывая двор, она увидела гораздо более
интересного человека. Мужчина лет пятидесяти, в черной футболке с
черепами и черных же сильно потрепанных джинсах сидел на камне
возле входа с банкой пива в руках.
Он был абсолютно лыс, довольно упитан и очень грустен. В черных
глазах его плескалась какая-то безумная усталость, узкие губы то и
дело сжимались. Некрасивый. Немолодой. Но что-то в нем притягивало
взгляд - возможно, абсолютное спокойствие. А может быть,
непоколебимая уверенность в себе и аура властности. Всё вокруг
принадлежало ему - Сашка ни на минуту не усомнилась.
«Друг мой, друг мой, ты очень и очень болен. Я не знаю, откуда
взялась эта боль. То ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем,
то ль как рощу в сентябрь осыпает мозги алкоголь[i]», -
пробормотала Сашка, запоем читавшая Есенина.