Флисс прооперировал Эмму в феврале 1895 года, и Фрейд взял на себя заботу о ней после операции. В ходе операции Флисс забыл в носовой полости Эммы кусочек марли, вызвавший инфекцию. В марте у пациентки начались кровотечения, и она едва не умерла. Другие врачи удалили марлю, но боли и носовые кровотечения не прекращались. Вместо того чтобы признать ошибку хирурга, Фрейд уверял Флисса, а отчасти и саму пациентку, что симптомы связаны с психологическими проблемами. Следующие нескольких недель состояние Эммы начало улучшаться, но она по-прежнему испытывала неприятности с желудком и затруднения при ходьбе. В день, после которого Фрейду приснился проанализированный им впоследствии сон, один из его друзей и коллег, Оскар Рие, сообщил, что у Эммы не прекращаются боли и что лечение не помогает.
Во сне Фрейд увидел, что в большом зале приветствует многочисленных гостей. В числе гостей и Эмма, которую он отводит в сторону и уверяет, что ее боли – психосоматические, что она сама в них виновата. Эмма отвечает: “Если бы ты знал, какие у меня боли”[54]. Обеспокоенный Фрейд просит ее открыть рот и высунуть язык, чтобы осмотреть горло, и видит странный нарост, покрытый сероватой коркой. Он просит коллег-терапевтов также осмотреть пациентку, и они подтверждают его догадку. Один восклицает: “Несомненно, это инфекция”. После этого перед глазами Фрейда возникает химическая формула триметиламина (вещества, которому приписывали ключевую роль в сексуальности). Он знает, что недавно Эмме делали инъекцию. Фрейду приходит в голову, что шприц мог быть нестерилен, и он упрекает врача, делавшего инъекцию (предположительно Флисса) за неосторожность.
Фрейд истолковал сон как отражение чувства вины, заставлявшего его винить кого и что угодно, кроме себя: Флисса, Эмму, других врачей – даже триметиламин. “Этот химический термин имеет чрезвычайно важное значение: триметиламин не только свидетельствует о весьма существенном значении сексуальности, – рассуждал Фрейд, – но напоминает мне об одном человеке [Флиссе], об одобрении которого я думаю с удовлетворением, когда чувствую себя одиноким в своих воззрениях”[55]. Кроме того, по мнению Фрейда, сон отразил его страх перед незапланированной беременностью Марты, результатом “неосторожной инъекции”. Но важнее всего в толковании было подтверждение выработавшегося у него убеждения, что сексуальность лежит в основе всех неврозов. Справедливость этого тезиса он старался доказать.