Хотя... Если подобные счастливчики появятся когда-нибудь, я
непременно устрою им свою проверку на вшивость, чтобы убедиться в
их профпригодности.
И вот, после нашей встречи с Алексеем и моей новой вехи в жизни,
прошло два года, которые превратили этого мужика из разряда «я тебе
не верю» в разряд «ты мой друг».
Я доверял ему и считал самым близким человеком, который есть у меня
в этой новой жизни. И потому я не мог позволить ЦОБ казнить и упечь
его в такое место, как Обитель.
Это была тюрьма, находящаяся в культурной столице империи,
Санкт-Петербурге.
Именно туда сгоняли всех отбитых и отпетых ублюдков этого
государства, где их ожидала либо смертная казнь, либо вечное
гниение в тёмных и сырых камерах, куда свет проникает лишь
небольшим лучом.
Сама тюрьма находилась под прямой юрисдикцией ЦОБ и они имели право
творить в её стенах, всё что угодно. Я слышал разные истории об
этом месте, начинающиеся от насилия и заканчивающиеся опытами над
заключёнными, что являлось нарушением законов.
Впрочем, кого волнует заключённый, которого, к примеру, приговорили
к смертной казни? Всем плевать на него, так почему бы не поставить
опыты?
Так я считал, опираясь на ту информацию, которой владел.
Но, вернёмся к Алексею и тому, как я покинул центральный офис ЦОБ
после допроса, закончившегося полным бредом.
Как только я оказался на улице, то сделал глубокий вдох прохладного
воздуха, почувствовав, как в нос проникает запах выпечки,
доносящийся из рядом стоявших ларьков с уличной едой.
Перед крыльцом меня уже ждал чёрный седан, как и сказала Мария
Романовна. Водитель, представляющий из себя лысого амбала, не
сводил с меня прищуренных глаз, будто бы хотел просверлить
дырку.
Спустившись по ступенькам, я сел в открытую им дверь, а затем
дождался пока он займёт своё место, чтобы тронутся в путь.
Смотря на то, как перед моими глазами пролетает ночная жизнь
столицы Российской Империи, Москвы, я думал над тем, как всё так
получилось.
У ЦОБ и правда не было на меня ничего. Их доказательство в виде
фотографии — лажа, которой можно обмануть либо идиота, либо
ребёнка. Но сейчас, сидя в авто и прокручивая весь прошедший со
следователем разговор, я понимал, что это была игра.
Меня плавно подводили к вопросу об Аресе, зная, что над простыми
фотографиями я посмеюсь.