Любая из девушек знает, кого ей можно взять в мужья, и попробуй ошибиться, или ослушаться – проклянут старухи, племя изгонит. Потому перед выбором все советуются со старшими, а нет пары, жди другого года.
Иноплеменник подходит всем, но разве хоть одна из матерей захочет, чтобы ее дочь жила впроголодь рядом с безродным. За любым из кайр стоит род матери. Род владеет лодками и сетями, оружием и ловушками для зверей. Даже уходя в иное племя за одной из юниц, мужчина получит свою долю. А где все это взять чужаку?
Лишь Уле была приветлива с Зоулом, словно с родным братом. Да разве захочет дочь главы племени разжечь для него костер? Нет, и он всегда это знал, и все же в тайне на что-то надеялся.
Может быть, ночь в доме духов что-то в нем сломала, но на дюжину ударов сердца юноша возненавидел приютившее его племя, жестокие законы и особенно властных старух – старших матерей.
С тропы Зоул хорошо видел Уле, хлопотавшую около хижины отца. Он долго любовался ее гибкой фигуркой, быстрыми движениями соблазнительная мысль промелькнула юркой змейкой.
«А может остаться?».
Следующим летом Уле получит благословение предков, а после наступит «луна без имени», целая луна, когда молодежи, принятой в племя, позволено быть с любым из сверстников. Детские имена уже забрали пращуры, взрослые еще не получены и для Матери Всем их просто нет. Пусть Уле и не разожжет для него костер, но у них будет целый месяц, короткие теплые ночи и шалаш в лесу…
– Тебя не приняли, хюсс. – Байс бесшумно подкрался сзади. Довольная улыбка перекосила губы. Маленькие глазки злорадно прищурены. – Я сказал, не быть тебе мужчиной! Идем со мной, идем, учись рыбу потрошить…
Горбун ухватил юношу за руку и поволок вниз по склону. Зоул сделал пару шагов, но, очнувшись, вырвал кисть из цепких пальцев, отбросив Байса в сторону. Горбун упал на спину и задергал в воздухе кривыми ногами, зашипев от ярости.
– Не радуйся, к тебе я не пойду. И не ходи за мной, хюсс нии. Ненароком камень на голову упадет.
Ни разу не обернувшись, Зоул спустился к хижине главы племени, а вслед ему неслись проклятия Байса, так и не посмевшего преследовать столь безропотную прежде жертву его насмешек.
Уле уже ждала его с кожаным заплечным мешком в руках. Красный мех платья переливался на солнце, а в черных, словно спина морского угря, волосах искрились жемчуг и перламутр.