, но и с номиналистом Э. Гидденсом. Так, по ее мнению, «термин “структурация” отдает волюнтаризмом», а сведение эмерджентности к “следам памяти”, как это делает Гидденс, «являет собой один из примеров отчаянной попытки втиснуть неуловимое социальное в якобы более осязаемые рамки индивидуального»
[176]. Дюркгейм назвал общество «досадным фактом» за онтологическую причудливость социальной реальности, которая, в отличие от природной, не самодостаточна, так как целиком определяется, можно сказать, детерминизируется человеческой деятельностью. Но чья деятельность, за что и когда ответственна? Арчер утверждает: «Путаница в ответах на эти вопросы происходит из-за слишком резкого и совершенно ненужного логического перехода от банального положения «нет людей – нет общества» к в высшей степени сомнительному утверждению «вот это общество, ибо эти люди – здесь»
[177]. В этом споре много примеров – образов, аналогий. Так, Гидденс уподобляет «общество» рулону цельнотканого полотна, Бхаскар – скульптуре, Арчер – платью, передаваемому по наследству. Думается, более уместен был бы пример французского психолога А. Пьерона. «Если бы нашу планету постигла катастрофа, в результате которой в живых остались бы только дети, а взрослое население погибло, то хотя человеческий род и не прекратился бы, однако история человечества неизбежно была бы прервана. Машины бездействовали бы, книги оставались бы непрочитанными, художественные произведения утратили бы свою эстетическую функцию»
[178]. Как видим, психолог до предела обострил проблему социального наследования, так часто недооценивавшуюся всевозможными нигилистами-пролеткультовцами в СССР, хунвенбиновцами в Китае, не говоря уже о маргиналах, декадентах в искусстве, новоязовцах и т. д. Индивиды, в иллюстрации Пьерона, остались, а общество исчезло, история человечества должна была бы начаться вновь, еще труднее, чем после библейского Потопа.
Эмерджентность – это в первую очередь достояние предыдущих поколений, сохраняющееся в материальных сооружениях, в памятниках культуры, образовании, демографии, знании. «Старинное снадобье, – подчеркивает Арчер, – обладающее лечебными свойствами, будет лечить и через сто лет, если его рецепт заново обнаружат и опробуют. В этом случае знания активируют, а не осуществляют (это совершенно разные вещи). Эмерджентные культурные свойства вводятся здесь в качестве еще одной широкой категории социального, которая онтологически не зависит от деятельности людей здесь и теперь»