— Мамочка, — оживляется Давид,
— я так и хочу. Но прошлый раз мы всю тренировку били правой, и сегодня я должен
бить правой. Моя левая нога может разучиться!
— За один раз не разучится,
— пытаюсь его разубедить, но он качает головой.
— Ты не понимаешь, я сегодня
попробовал, и уже совсем слабо получается. Вот смотри!
Он берет из рук тренера мяч,
и смутное предчувствие заставляет меня воскликнуть:
— Давид, нет!
Но мяч уже взлетает вверх,
и мы все следим за его полетом, как зачарованные. Он описывает красивую дугу и как
в замедленной съемке гулко бьет точно в лоб одному из мужчин в костюмах, которые
направляются из соседнего сектора в нашу сторону.
— Нет, — шепчу я, увидев,
как мужчина пошатывается, прижимает ладони ко лбу и садится прямиком на траву. —
Пожалуйста, пусть он останется живой!
И искренне радуюсь, услышав
глухие маты, доносящиеся из-за спин обступивших его спутников. Ладно, что здесь
дети. Пускай. Главное, что живой. Мертвые не матерятся.
Облегченно вздыхаю и поворачиваюсь
к сыновьям
— Мы извиняться, — хватает Данил за руку Давида и тянет к толпе, окружившей
пострадавшего. Что-что, а извиняться они умеют.
— Мам, я с ними, — Ди облизывает
ледяной сок и мчится следом за братьями.
Я заставляю себя сдвинуться
с места и спешу за своими детьми. Хотя спешу — это громко сказано. Ощущения такие,
будто к каждой ноге привязано по гире. Не представляю, как посмотрю в глаза человеку,
которому мой сын попал футбольным мячом в лоб. Представляю, как это больно!
Подхожу ближе. Мальчики по
очереди просачиваются между людьми в костюмах, следом ныряет Дианка.
Выглядываю из-за плеч суровых
мужчин в солнцезащитных очках — по виду явно охранники. Пострадавший так и сидит
на траве, прижав обе руки к многострадальному лбу, а напротив вытянулись в струночку
мои сыновья.
— Извините нас пожалуйста,
— громко произносит Данил с интонацией, напоминающей всем известное: «Мы отстали
от поезда…»
Мужчина на траве морщится
и машет ему рукой, я расцениваю этот жест как призыв к молчанию. Он поднимает голову,
я с состраданием смотрю на внушительное пятно, багровеющее прямо на глазах. А следом
в лоб влетает десяток воображаемых мячей, и мир вокруг меня делает стремительный
кувырок.
Кровь ударяет в голову, во
рту становится вязко, в ушах гулко отдается каждое слово. Ноги дрожат, и я хватаюсь
за локоть одного из охранников, потому что боюсь лишиться чувств. Охранник удивленно
оборачивается и пытается выдернуть руку, но я этого не замечаю.