* * *
– Но ни одно имя не назвал.
– Он хотел защиты.
– Но ни одного имени он не назвал, так?
– Не успел…
Бекетов помолчал.
– К нам в дверь уже стучали. Кто-то вас видел.
– И вы?
– На хрен послали, – ответил Дима за полковника.
– Я спецсубъект, – устало сказал я, – полиция в отношении меня проводить следственные действия не имеет права. Только с согласия Президиума Горсовета.
– Думаете, сложно получить?
– Думаю.
Бекетов скептически покачал головой.
– Поставьте себя на наше место. Вламываетесь вы. В дерьме в самом прямом смысле этого слова… говорите, что убили полицейского. И не просто полицейского. Бросаете обвинения, но не называете ни одного конкретного имени. На нашем месте вы как бы поступили?
Я устало прикрыл глаза.
– Завел бы ДОП[1]. Это ваша работа.
– Мы знаем, в чем заключается наша работа.
– Василий Викторович, – осторожно сказал Димыч, – Александр Вадимович в паникерстве никогда замечен не был. И основания для проверки тут есть.
Молчание прервал телефонный звонок. Бекетов снял трубку, послушал.
– Его у нас нет. Нет, вы ошиблись. До свидания…
Положил трубку.
– С Воткинского шоссе?
Бекетов покачал головой:
– С Госсовета.
Окольными путями меня вывели на стадион «Динамо» и дальше – в проулок, где меня подхватила заводская машина. Прямо в машине я переоделся. Злость кипела внутри… на себя… на все.
Опасная пружина была сжата до предела.
– Слушай, Вить, – сказал я. – Ты меня ведь у сотого подобрал. У меня была встреча с директором, так?
Витя ухмыльнулся:
– Так.
– Поехали.
– Куда?
– В больничку. На Воткинское шоссе.
Первая республиканская клиническая больница, главное лечебное учреждение Удмуртии, а теперь и всего анклава, была на Воткинском шоссе, можно сказать, что за городом. К счастью, у меня там был блат в виде Элины.
Блат, а также депутатские корочки – способствовали тому, что меня поставили под рентген. С рентгеновскими пленками сейчас – сами понимаете, печально. Рентген показал, что сломанных ребер нет. И то слава Богу. Но спину я сорвал сильно.
Устроили меня в палату. Одиночную, по блату. Пришла Элина – хорошо, что она меня не видела в том виде, в котором я заявился в управление ФСБ на Пушкинской. Я ей коротко и без подробностей рассказал, что произошло. Судя по ее лицу… не понравилось ей все это. И я ее понимаю.
– Осуждаешь?
Она головой покачала.