Телохранитель вышел из комнаты, а Долгин пристально посмотрел на
меня и спросил:
— Ты знаешь, почему ты здесь оказался?
Я покачал головой.
— Откуда мне знать? Я вообще не секу в этих ваших политических
штучках. Знаю только, что здесь мне может обломиться кальмотик
хрустов.
Долгин поморщился. Ему явно претило вести дела с таким типом,
как я. Но пришлось терпеть. Ну, давай уже, говори, что ты там
задумал. Долго мне еще провоцировать тебя на откровенность?
Но нет, теперь мне предстояла не физическая, а проверка на
сообразительность.
— Ты, наверное, немного удивился, когда услышал мои показания
там, в милиции? — спросил чиновник. — Признайся, это было для тебя
неожиданно?
Я помолчал, а затем кивнул, не отрывая от него взгляда:
— Есть такое. И с чего это вы вдруг залепили такую
постанову?
Долгин обернулся на дверь и ответил:
— Потому что мне нужен человек твоих умений и характера. Когда я
увидел тебя там, в отделении милиции, я сразу подумал, что только
ты сможешь сделать то, что мне нужно. И я сразу подумал, что если
ты сейчас попадешь в тюрьму из-за наших показаний, то такой ценный
человек навсегда пропадет для меня, сгниет в суровых исправительных
лагерях.
— Поэтому вы и поговорили со своими друзьями и решили мне
помочь? — утвердительно спросил я.
Теперь кивнул Долгин.
— Да, все верно. Это я попросил их сказать другую правду.
Я позволил себе насмешливо усмехнуться.
— Другую правду? Вот как это называется?
Долгин молчал, глядя на меня и я перестал ухмыляться, а затем
спросил:
— Ладно, что там у вас стряслось?
Помолчав немного и оглянувшись по сторонам, партийный чиновник
понизил голос и спросил:
— Сколько ты возьмешь за убийство человека? За убийство
Бочкарева, первого секретаря Ленинградского обкома?
Вечер, однако, перестал
быть томным. Разговоры пошли очень серьезные. На месте Долгина я
для такого разговора выбрал бы какой-нибудь уединенное и в то же
время открытое место, вроде парка или реки, где видны все подходы и
понятно, может нас кто-нибудь подслушать или нет. Но этот придурок
вряд ли опасался, что его могут подслушать, а потом и сдать, он был
слишком уверен в своем могуществе.
Ладно, раз уж пошли такие разговоры, придется плыть по течению,
а там, глядишь, и выберемся к какому-нибудь берегу. Я поглядел на
напряженное лицо Долгина и заметил, как сильно он сжал челюсти в
ожидании моего ответа. Проявлять остроумие в такой ситуации было не
самым умным ходом, но я не удержался.