Боярышники, 1914 год
Я одна. Я совсем одна‑одинешенька, и горе мое так глубоко и черно, как море. Как же так вышло? Как случилось, что они теперь вместе навсегда – папенька и Мари, а я – одна, в этом аду? Мертвая изнутри, словно механическая кукла. Кто‑то завел пружину, и я двигаю руками и ногами, не понимая, ни куда я бреду, ни зачем. Иногда мне снится, что это я умерла, а они – живы. Эти сны для меня стали слаще меда, и мечтаю лишь о том, чтобы однажды я осталась навсегда в одном из них. Но… каждое утро я просыпаюсь. И это мое наказание. Даже смерть отвернулась от меня.
…Сначала не стало папеньки. Несчастный случай на охоте. Горе затопило меня. Ах, почему я не умерла вместо папеньки? Зачем мне жизнь‑то теперь, разве в радость она? Жить и знать, что в несчастье этом повинна я. Не такой участи хотела я для моего родителя. Не так желала разлучить его с Мари. Если бы могла вернуть я тот день, когда отправилась к Захарихе! Да только уже не исправить ничего.
А потом не стало Мари. После похорон заперлась она в своей спальне, сама не выходила и к себе никого не пускала, даже доктора.
Вышла она из спальни на исходе третьего дня. Да, видимо, от слабости оступилась на лестнице. Я услышала ее крик и первой прибежала на помощь. И увидела Мари лежащей под лестницей, бледной, с закрытыми глазами, часто дышащей. А из‑под платья ее разливалась лужа крови. Закричала я так страшно, как не кричала после известия о гибели папеньки. Сбежался люд. Отнесли Мари на руках в ближайшую комнату, кто‑то послал за доктором.
Мачеха болела долго… Время слилось для меня в одну бесконечную беспросветно‑черную ночь. Ульяша шепнула мне, что потеряла Мари ребеночка и что больше не сможет иметь детей. Сложно описать, что я почувствовала. Сочувствие? Совру, если так скажу. Ведь мачеху я тоже обвиняла в случившемся: если бы не она, не этот ее неродившийся ребенок, не решилась бы я на страшное, и мой папенька был бы жив. Я лишь желала развести их! Я лишь мечтала, чтобы папенька был со мной! Чтобы все было как раньше. Если бы эта Мари не появилась в нашем доме…
Но и радости я тоже не чувствовала. Я не хотела этого ребенка. Но подобной участи для мачехи тоже не желала. Бродила я по опустевшему дому неприбранная, непричесанная. Молила боженьку простить меня, да за здоровье мачехи просила…