Разбитое зеркало империи превращается в мириады маленьких кривых зеркал, в которых отражается трагикомическая судьба поколения – свидетеля того, как это самое зеркало выпало из обветшавшей рамы и плашмя грохнулось на твердь бытия.
…Итак, дрожащей рукой (не нашел другой формулировки) я развернул шпаргалку. «…Родился в семье шахтера и с детства познал тяготы подневольного труда».
Я поднял глаза и оцепенел. Дело в том, что наша преподавательница по фамилии Косицкая, словно в оправдание своей фамилии, была носительницей легкого дивергирующего косоглазия. Под несфокусированным взглядом преподавателя я почувствовал себя жителем Помпеи, которого вот-вот накроет облако раскаленного пепла. Я судорожно сжал в потной ладони «плод коллективного разума» и понял, что воспользоваться «шпорой» мне не суждено.
Но мысль судорожно работала. Родился в семье шахтера… Подневольный труд… Мирей Матье, одна из 14 детей каменотеса… 1956 год – война в Алжире… «Шербурские зонтики» с гениальной музыкой Мишеля Леграна… «Прощай, оружие» Эрнеста Хемингуэя… Антиколониальная направленность… 1961 год – год освобождения Африки…
Обычно писатели, закончив писать книгу, придумывают эффектный эпиграф. Я же, имея эпиграф, судорожно пишу книгу…
* * *
Иду отвечать. Первый вопрос – сам себе нравлюсь: «Испанский дневник» Михаила Кольцова, репортажи Ильи Эренбурга – я логичен и убедителен.
– Спасибо, достаточно, чувствуется, что этот вопрос вы знаете глубоко. Переходите ко второму вопросу.
И я перехожу.
– Замечательный прогрессивный французский (догадываюсь по фамилии) писатель Андре Стиль родился в многодетной семье шахтера и с детства познал все тяготы подневольного труда. – Вижу, что особого отрицания эта информация у преподавателя не вызывает, и продолжаю более уверенно. – Поэтому тема социальной несправедливости, антиколониальная направленность наиболее близки его творчеству. Франция ведет колониальную войну в Алжире…
Окрыленный тем, что члены комиссии излучают доброжелательность и изредка одобрительно кивают во время моего монолога, я рассказываю трогательную историю любви, оборванную войной. Речь льется все более уверенно, мой рассказ начинает наполняться сентиментальными подробностями, а глаза преподавательниц – слезинками. Еще мгновение – и я почувствую себя полноправным соавтором прогрессивного французского писателя.