– И долго же я спал? – спросил неожиданно резко он, вставал со своего места.
– Полтора часа, – тихо ответил Жуков и добавил, – я в Москву по вызову. Остаешься за меня. Карта со мной, так что составь новую. Помнишь?
– Угу, – промычал тот, застегивая гимнастерку и протирая глаза от надоедливого дыма и копоти, – а по какому поводу?
– Не знаю, – так же тихо ответил Жуков, пожимая тому на прощанье руку, – думаю, что-то стряслось.
– Да-а, – протянул поднявшийся генерал, – видимо неспроста, вот так, среди ночи.
Жуков пожал плечами и, развернувшись, сказал уходя:
– А хоть бы и так, то что с этого, – и шагнул за дверь навстречу весеннему бездорожью.
Возле палатки дежурил его застарелый Зис и, растолкав шофера, спавшего прямо за баранкой, маршал строго приказал:
– На взлетную полосу.
– Есть, – тревожно ответил солдат, заводя машину и почти сходу бросая ее в лужи.
Машину заносило в той извечно убаюканной грязи, и это отчасти мешало думать Главнокомандующему.
Он то и дело стукался головой о стекло, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме прифронтовой дороги, и серчал на водителя:
– Да, потише ты едь, голову разобью.
– Тише нельзя, товарищ Маршал Советского Союза, – отвечал тот, – застрянем, а помочь некому. Ночь на дворе.
– Сам знаю, – зло отозвался Жуков, но уже не оседал водителя, понимая, что тот прав.
– Наконец, та обширная часть заезженной и разбитой копытами лошадей дороги закончилась, и машина немного успокоилась, вырвавшись на какое-то поле.
Только иногда чувствовалось как ее заносило, и она юзом сползала с накатанного ранее пути.
Впереди чуть-чуть смутно горели небольшие огоньки. То были опознавательные знаки аэродрома. Самолеты сейчас уходили на задание ежедневно, ежечасно и даже поминутно.
Этого требовала обстановка, сложившаяся на фронте.
Этого же требовал и сам Верховный, понимая, как велико значение такого подхода к делу. А то, что война сейчас для всех стала именно делом, уже никто не сомневался.
С ней свыклись и ходили на задание так же, как и на работу. А чудом уцелевшие, радовались своему возвращению и готовились снова в поход.
Смерти не было. Она не существовала в головах тех, кто воевал. К ней привыкли. Привыкли так же, как можно привыкнуть ко сну, одеялу с подушкой, жене под боком и т. д.
Но все же боль иногда одолевала людские сердца, и некоторые срывались.