Мысль о его реакции
наконец заставляет меня действовать. Неловко кручусь, показывая себя и спереди,
и сзади. Была мысль повилять попой, но не решаюсь на это. Не знаю, что имел в
виду Мирон, но я позволяю себя рассмотреть. Замираю то спереди, то сзади,
стараясь не думать об унизительности этого процесса.
А потом осмеливаюсь
посмотреть мужчине в лицо. В его взгляде вижу насмешку, обрушившуюся на меня
реальностью, которая буквально под кожей выжигается, миллиметр за миллиметром.
Есть на дне его глаз что-то такое, что заставляет чувствовать себя совсем
беспомощной. И это даже не говоря о ситуации, в которой я нахожусь.
— М-да… — неожиданно
заговаривает Мирон. — Ты скорее нелепа в этом белье. Я думал, ты встретишь меня
иначе.
Он говорит почти
равнодушно, но каждое слово звучит как удар. Чувствую себя пристыженной, и уже
от этого ощущения мне не по себе. Меня бездушно оценивают. Я — вещь, которая
должна выполнять все функции, нужные хозяину. И как, по его мнению, я должна
была его встретить?..
Делаю глубокий вдох,
подавив недовольство. Приходится снова напомнить себе, что я в безвыходном
положении.
— Простите… — само
собой вырывается у меня, когда вспоминаю, что Мирон должен быть доволен. Он
озадаченно выгибает брови, и я спешу как можно более уверенно добавить: — У
меня нет в этом опыта.
Не то чтобы я
рассчитываю, что эта новость как-то на него повлияет, но, пожалуй, ему стоит
знать. Раз уж так получается, что этому человеку предстоит стать моим первым
мужчиной.
— Продала свою
девственность? — без особого интереса уточняет он.
Вот только смотрит
более внимательно, испытующе даже.
— Да, — стараясь
звучать уверенно, говорю.
Может, надо добавить
что-то ещё, но в голову не идёт. Да и не похоже, что моя новость как-то влияет
на Мирона. Наверняка на том аукционе и девственниц хватает. Тем более что за
меня типа отдали больше всех — а так обычно за неопытных дают.
— Иди ко мне, — вместо
каких-либо комментариев говорит он.
Голос всё тот же —
почти бесцветно отстранённый. Вот только обволакивающий при этом, заставляющий
ноги слегка подкоситься. Его требование всё ещё звучит у меня в ушах, когда я
слабеющими ногами делаю пару шагов.
Один, второй. Третий…
Чуть не падаю, потому
что ощущение взгляда на мне даже дышать мешает, не то что идти навстречу
неизбежному.