Целый день мы посвятили решению срочных вопросов. Копии
паспортов родителей, моего свидетельства о рождении нужно было
предъявлять в связи со сменой фамилии. Мы их сделали. Потом заехали
к бывшему маминому преподавателю по вокалу – Марии Генриховне. По
легендам, она еще тогда была древней, как кал мамонта, но дело свое
знала. Попасть к ней на уроки было почти невозможно, а уж в
обучение – просто немыслимо. Они интересно встретились с мамой –
мама плакала, обнимая ее, а сама Мария Генриховна милостиво ей это
разрешала, покровительственно похлопывая по плечам. Она взялась
меня обучать. Я не знала об этом, но еще утром папа побывал у нее и
обговорил все, оплатив учебу. Сколько – мне не сказали. Но ее уроки
стоили любых денег. Большая комната в сталинке, где она жила, еще в
те времена была обеспечена отличной звукоизоляцией. Уроки
проводились дома. Женщина мне понравилась - приятная, ухоженная
дама без лишнего веса и с манерами. Я собиралась подружиться с
ней.
После визита к учителю мы еще пробегали почти весь день по
делам, а на ночь я осталась у родителей. Мы с мамой упаковали в
чехол платье и перевезли его к ним – у них в квартире была устроена
огромная гардеробная для концертных костюмов. Гарнитур папа спрятал
в свой сейф. Мы так и не пришли к единому мнению - что это за
камни. Если бриллианты, то их цвет и размер делал стоимость
комплекта запредельной. Мы не могли представить себе даже порядок
цифр, несмотря на то, что оправа была из серебра. Была вероятность,
что это бледные сапфиры или бериллы. В любом случае, нести их на
оценку к ювелиру мы не стали. Так же в свое время поступили с
украшениями Ириаастры. Их, а также туфельки из тончайшей ткани на
полупрозрачном каблучке, мне продемонстрировали как доказательство
иномирного происхождения прабабушки. Ткань действительно держала
форму просто чудом и без неестественного вмешательства дело не
обошлось. Кольцо и брошь были со светло-зелеными прозрачными
камнями.
Я и так верила им, но доказательства производили
впечатление.
Мама напомнила, что осенний бал не за горами и посоветовала
воспользоваться моим голубым нарядом.
- Не буду, – буркнула я.
- Но это неразумно! - возмутилась она.
- Мне его еще всячески выцеловывать предстоит. Пусть висит
чистое, – съязвила я, уже очень сильно сомневаясь, что когда-нибудь
стану это делать. Обещанной любви все не наступало и я постепенно
успокоилась. Только один вопрос меня мучил: очень уж задело меня
высказывание брата о моей бесчувственности. Не фригидна ли я – вот,
что меня беспокоило. Поцелуй такого красавца... и тот раз, когда он
перебирал и ласкал мои пальцы, встретив на конной прогулке, кроме
неловкости и неудобства не заставили меня ничего чувствовать. Это
настораживало. И я задала маме вопрос, когда мы остались
вдвоем.