Примерно через полчаса за мной пришли. Мужчина в черном плаще,
предложив мне такой же, вывел меня во двор монастыря. Было темно и
рассмотреть святую обитель не получилось. Меня усадили в карету и
повезли в столицу. Всю эту ночь я проспала под мерный стук подков и
покачивание экипажа. Весь следующий день провела в размышлениях - и
что у меня все не так, как у людей? Вроде влюбилась. Определилась.
Он не против. Почему все опять пошло не так? В какой момент ?
И приходила к выводу, что сама дура. Нужно было забыть эти свои
обстоятельства и не позволять им портить себе жизнь. Но, то ли
потрясение было слишком сильным, то ли времени после него прошло
слишком мало, я продолжала комплексовать и по поводу своего
несчастья, и по поводу тех высказываний графа. А увидев его
прекрасный облик, вновь усомнилась в его чувствах. Тем более, что
сама внушить в таком виде ничего не могла. Вот и пошло все на
второй круг. Понятно ведь, что такого мужчину я не удержу надолго
со своим скудным, а вернее нулевым опытом отношений.
И у нас разное воспитание. Я всем сердцем потянулась к нему,
забыв в момент потрясения о различиях наших культур, а в результате
опозорилась. Вспомнилось еще, как уточняла его намерения на счет
женитьбы. Это вообще предел всему. Позорище, стыдоба.... Линять
нужно отсюда и скорее. Какая-то тягучая и липкая, безнадежная тоска
накрыла меня.
В столицу прибыли утром. Как выдержали бедные лошади гонку – не
знаю, но я была, как выжатый лимон. На земле меня штормило, поэтому
укутанная в плащ, я была отнесена в гостевые покои на руках.
Обстановка и степень дворцовой роскоши мало отличались от графских.
В ванной я уснула, окутанная душистой пеной. Если бы не остывшая
вода, там бы и спала дальше. Вышла и съела все, что было предложено
на завтрак и стояло на столике, сервированном у камина. Потом,
посидев в кресле, поняла, что до сих пор побаливают руки и ноги, и
я хочу спать. Мне нужен был полноценный отдых в комфорте и чистоте
без нервотрепки. Условия соответствовали. Я ими
воспользовалась...
А в это время в одной из келий монастыря происходил непростой,
странный, почти односторонний, разговор между отцом и сыном. Граф
сидел у постели своего наследника и говорил спокойным усталым
голосом:
- Прежде всего, я должен поставить тебя в известность о том, что
это я организовал тот уход Виктории. Это было единственным условием
ее согласия посетить бал и огласить твое прощение, пригласив на
вальс. Я просил ее об этом. И даже не подозревал, что у вас дело
успеет дойти до объяснения и предложения – времени я специально
отвел минимум.