Дома никто не узнает, что со мной случилось, со здоровьем
обещают помочь. Вот только мой дебют в опере не состоялся. Я не
сомневалась, что замену мне нашли - я не прима. Просто первая, хоть
и незначительная сольная партия была очень важна для меня и страшно
обидно, что теперь опять нужно будет пробиваться, доказывать... Я
вспоминала репетиции, костюм, который для меня подготовили,
собственное место в гримерке, всю праздничную атмосферу премьеры. А
заодно - склоки, сплетни, дрязги, интриги. Кого там вместо меня
выпустят на сцену? Ольгу, конечно, и это не самый плохой вариант. И
костюм на нее перешивать не нужно. А я сильно похудела, это я уже
поняла. Толстая, страшная… Надо же, а обидно. Как он занизил мою
самооценку, скотина! Безусловной красавицей я не была, но никогда
не сомневалась в своей женской привлекательности. Даже в хоре и
массовке иногда получала букеты с открытками. Так что - сам урод!
Теперь по закону жанра я с ним встречусь, он впечатлится мною и
будем мы жить долго и счастливо. Сейчас... ага. Это я брезгую
настолько потасканным типом.
Нужно как-нибудь просуществовать тут. Один уже сдыхает где-то. И
на второго глаза бы не глядели… И кто меня упрекнет, что всплыло
столько злобы и ненависти в душе? Отец Евгений, у которого я пела в
хоре по воскресеньям, сказал бы, что это испытание, ниспосланное
свыше. Но смиренно прощать такое я не была готова.
Встала потихоньку и подошла к окну. Отодвинула край тюля – на
улице вечерело. Под окнами раскинулся регулярный парк с
симметричными дорожками, выложенными камнем, фонтаном в виде
круглой чаши, ровно стриженым кустарником и куртинами деревьев. Не
мое. Мне ближе английский сад, но где тут восток? Солнце садилось
прямо передо мной. Так что я повернулась к двери, спиной к нему и
перекрестившись, помолилась как учили. О том, чтобы Господь помог
мне скорей оказаться дома и чтобы дал терпения. В нашей семье
старались придерживаться старинных дворянских традиций и вера в
Бога не насаждалась насильно, а ненавязчиво прививалась с детства.
Я привыкла творить короткие молитвы утром и вечером, они
успокаивали и давали чувство защищенности. Сейчас тоже стало легче,
и я вдруг поняла, что зверски проголодалась. Это я семь дней не
ела, а кормить меня – не кормят? Вон уже мослы торчат. Пошла
тихонько к зеркалу и поняла, что двигаюсь совершенно свободно.
Стараясь не смотреть на лицо, обтянула себя рубашкой – ой-ой-ой!
Это кто же толстый? Тебя бы, гада, так - думалось мстительно - а я
бы на это посмотрела... В дверь постучали. Я спокойно прошла и
легла на кровать. И вежливо пригласила: - Да-да, войдите.