– Давай, давай, давай, – вполголоса шептал Иннермост, подначивая белого хохлатого попугая.
Взъерошенный самец неуверенно топтался на ветке, а самка смело шла в наступление, рывками подскакивая к нему и пытаясь ударить клювом.
– Держи дистанцию, – протянул Энди.
– Смелее! – выкрикнул Иннермост.
Самка снова подскакивала к взъерошенному попугаю и долбила его по носу клювом.
– Так ты пойдешь в атаку или нет? – в нетерпении воскликнул я.
Самец иногда взлетал, неуклюже растопырив крылья, но тут же возвращался на прежнее место и снова начинал семенить.
– Так держать! – смеялся Эрроу, поддерживая отважную самку.
Она совсем затравила хохлатого, и он уже снова собирался раскрыть свои крылья.
– Эх, ну куда же ты, болван? – махнул рукой Иннермост вслед улетавшему белому попугаю.
Вдруг Энди достал из своей сумки длинное зеленое перо и, ехидно посмотрев на нас, попытался воткнуть его в свои волосы.
Раздались смешки.
– Где ты это откопал? – спросил рыжий, давясь от смеха.
– Где надо, там и откопал, а вам не дам! – ответил старый чудак, вставив перо так, что теперь оно свисало набок из его длинной шевелюры.
– Постой, дай взглянуть, – сказал Эрроу, вставая с земли.
Он направился к Энди. Тот, нахмурив лоб, слегка отстранился от него, но позволил парню потрогать хрупкую конструкцию на своей голове.
– Это очень похоже на перо из хвоста птицы Квезаль. Я видел тропических птиц в Доме Культуры как раз незадолго до того, как меня посадили.
– И что с того? – сердито хмыкнул Энди.
Эрроу с минуту теребил перо между пальцами, потом, выпустив его, молча отправился на свое место.
– Эта птица неспособна жить в неволе. Если посадить ее в клетку, она погибнет, – сказал он печальным голосом, когда снова уселся рядом со мной.
– Ей тут, наверное, неплохо живется, она ведь не знает, что это территория тюрьмы, – усмехнулся Иннермост, запустив конопатую руку в рыжие волосы.
Эрроу уткнулся подбородком в согнутые колени.
– Сегодня ровно год, как я в Эль-Пасо. Мне кажется, я никогда не смогу привыкнуть, я хочу на свободу, – вдруг произнес он.
«Ну и слюнтяй! Опять жалуется», – подумал я и предложил:
– Может, отпразднуем?
– К чему ты это сказал? – спросил он зло, повернувшись ко мне вполоборота.
– Так… А что еще сказать? – пожал я плечами.
– С тобой невозможно говорить о прошлом! Ты всегда уходишь от темы, – предъявил он мне с досадой.