Я машу рукой брату, стоящему в обнимку со своей очередной, стервозного вида, девушкой, и развернувшись, иду к чулану, где хранится батарея всевозможного домашнего спиртного, любовно приготовленного папой. Настойки — это его хобби последние два года, и между собой мы с сестрой шутливо зовём его самогонщиком. Остановив свой выбор на дымчато-изумрудной бутыли с надписью «Кедровая», я иду к лестнице. Ступеньки поскрипывают под ногами, аккомпанируя зазвучавшей в гостиной мелодии, и где-то совсем близко слышится незнакомый мужской голос. Я невольно замираю и напрягаю слух, очарованная его тембром. Он глубокий и вибрирующий, от его звука я испытываю странное чувство умиротворения и восторга. Судя по одностороннему монологу, я становлюсь свидетелем чужого телефонного разговора, но не нахожу в себе сил уйти.
— Всё завтра, Борис. Не паникуй раньше времени, это ни к чему хорошему не приводит. Ребята толковые, уверен, что не подведут.
Понятия не имею, о чём идёт речь, но тоже преисполняюсь уверенности, что «ребята не подведут».
Я заставляю себя выйти из слухового транса и быстро преодолев оставшиеся ступеньки, выхожу в коридор. В нём темно, и я машу рукой, ругая нерадивый сенсор движения, который в очередной раз отказывается меня слушаться. Нужно будет напомнить папе его заменить. Откуда-то слева от меня доносится едва различимый шум, и я невольно ойкаю, потому что на моё предплечье ложится тёплое прикосновение.
— Я просто хотел убедиться, что мне не показалось и я здесь не один, — звучит рядом с моим ухом тот самый голос, отдаваясь в животе щекочущей вибрацией.
— Сенсор, — я пытаюсь рассмеяться, но от неожиданности и волнения смех выходит немного натянутым. — Работает, как ему вздумается.
Кажется, мой сосед по темноте тоже машет рукой, потому что до меня долетает лёгкое дуновение разгоняемого воздуха и аромат его туалетной воды. Она терпкая, явно дорогая, очень мужская и идеально гармонирует с его голосом.
От резко вспыхнувшего света я жмурюсь и быстро поморгав, открываю глаза.
— Ты еще и с ценной ношей. Если бы она разбилась, я бы себе не простил.
В течение секунды я разглядываю вышитый логотип тёмно-синего джемпера и поднимаю глаза выше. Прослеживаю загорелую шею с тёмной неровностью щетины, волевую челюсть, улыбающиеся губы и нос с небольшой горбинкой. Нахожу глаза, синие, бездонные, искрящиеся вопросительным любопытством, и крепче сжимаю стекло бутылки. Обладатель баритона, помимо своего утончённого запаха, оказывается высок и вызывающе красив.