– Мы рады, что наши друзья присоединились к нам в этот замечательный день! Приветствуем Анну…
Он протянул мне руку, произнося в микрофон мою фамилию.
Я обернулась к телекамере – только сейчас ее заметила! Вот что значит переключиться в рабочий режим! – и улыбнулась, профессионально скрывая недоумение. И помахала в камеру под ликующие аплодисменты и крики браво из толпы на площади.
– С ума сошел? – спросила я беззвучно не прекращая улыбаться, пока Артур хватал меня за руку, не дождавшись, чтобы я вложила свою в его.
Артур не ответил. Просто потащил меня на сцену уже под Левино бархатное:
– Осенью в дождливый серый день…
Я хотела сбросить пальцы бывшего мужа со своих, но вдруг поняла, что они настолько ледяные, что прожигают сквозь мою перчатку. Подняла взгляд на Артура. Лоб в испарине, а дыхание… Бог мой, он как еще не рухнул? Не говоря о том, чтобы петь. Я говорила, что он сирен? Нет. Он идиот, каких земля еще не видывала! Я запустила руку в карман, вытащила пузырек с любимыми гомеопатическими драже, от которых у меня всегда прорезался голос, в любой ситуации, выхватила микрофон и…
– Вернись лесной олень по моему хотению…
Черт с ним, что мы еще на ступеньках, которые ведут на сцену, черт с тем, как микрофон отстроен. Я вступила сольной партией, потому что поняла, что по-другому не могу. Уж пусть подстраиваются остальные как хотят. Они подумали – и дали мне допеть вообще сольником, со второго куплета втроем уйдя на бэк-вокал. Вот хороши, стервецы! За спиной я чувствовала тяжелое, прерывистое, с неплохой такой одышкой дыхание Артура. Петь… да он дышит со свистом!
– Браво! – взорвалась уже разогретая площадь.
Я поклонилась, ловя взглядом довольную мордашку Кати. Маша сосредоточенно снимала. Олеся показала мне большой палец. И тут же что-то сказала подошедшему к ней представительному мужчине. Хотя она улыбалась, мне вдруг показалось, что слова ее были не очень приятными.
– Приветствуйте нашего дорогого друга, солистку Московского Театра Оперетты Анну Половцеву, – раздался рядом голос Левы.
Вблизи он выглядел симпатичным промороженным зомбиком. Да и остальные были… Ох и хороши! Лица под гримом белые, губы приятной синевы. Сергей и Иван улыбнулись мне. Они просто ненормальные, все четверо!
– Ехали на тройке с бубенцами, – одними губами сообщила я Леве, стараясь не думать, в какой тональности сработает оркестр.