Паника… Запоздалое чувство, но виной
всему этому была его игра. Он дал мне понять, что мы не знакомы,
позволил усомниться в своем рассудке.
— А ты бы предпочла, чтобы это было
правдой? — больше не строя из себя незнакомца, язвительно
поинтересовался он, снова откидываясь в кресле и скрещивая руки на
груди.
— Что?! — пораженный вопрос сорвал с
губ прежде, чем я успела понять и принять его слова.
«Да как он смеет говорить подобное?!»
— подумала, но сказать не успела поскольку он продолжил.
— Вот только не надо делать вид,
будто ты не знала, что я выжил.
— Что?! — задохнулась я от
возмущения.
— Мы, по-моему, обо все договорились
с Глебом. Я не лезу в вашу жизнь, а вы в мою. Так что мне даже
неинтересно, зачем ты приш...
— Что вы сделали с Глебом? —
переспросила, до конца не веря в услышанное.
Мне страшно было даже представить о
том, что Глеб знал про Макса и ничего не рассказал мне об этом.
Неужели меня окружают одни
лицемеры?
— Вот только не надо...
— Как давно? — вновь перебила я
его.
— Что? — теперь настала его очередь
переспрашивать.
— Как давно Глеб знает, что ты жив? —
задала самый главный для меня вопрос.
— Всегда.
Одно слово, которое обожгло сильнее
крапивы. Всего одно, и я почувствовала ту ненависть к Глебу, что
испытывала в самом начале нашего знакомства. Ложь. Она всегда была
рядом, незаметно окутывала меня, вынуждая поверить человеку
который, кажется, не может без нее жить.
— Да ладно! — воскликнул Макс, не
сдержав смеха, когда я прикрыла глаза и устало вздохнула, сжимая
кулаки. — Ты не знала! — продолжая смеяться, озвучил он
очевидное.
— Да, не знала, — открыв глаза,
проговорила тихо, посмотрев на него. — Но ты жив и за это время ни
разу не дал о себе знать! — бросила ему обвинение.
— А зачем? — перестав смеяться,
поинтересовался он, поднимаясь.
— Что?! — шокированно спросила. — Я
все эти годы оплакивала потерю любимого, виня себя в его смерти, и
ты спрашиваешь зачем?
— Хорошо же ты оплакивала меня в
постели другого, — приблизившись ко мне, проговорил он.
Не знаю, что именно я должна была
сделать или сказать в этот момент, но мое тело отреагировало
быстрее разума. И звонкая пощечина разрезала тишину кабинета.
Прижав руку к пострадавшей щеке, он выпрямился, удивленно
хмыкнув.
— Как интересно, — бросил он
задумчиво. — На что ты обиделась? Ведь на правду не обижаются, —
медленно произнес он и тут же поймал мою руку, когда я хотела его
вновь ударить.