Не
человек.
—
Это значит, что... меня не заберут.
«Никогда».
Я
не стала поправлять его на счет землянки. Я ведь ей не являлась, но сейчас это
было наименьшей моей проблемой. Вернуться домой я теперь смогу лишь чудом.
—
Мой корабль цел?
Фай
перестал улыбаться и внимательно прошелся взглядом по моему лицу.
—
Элия Арве, мы уже в нашей системе. На своем кораблике ты не сможешь вернуться
домой.
Я
сглотнула вязкую слюну, во рту резко пересохло, а пульс забился в висках. Страх
стал захватывать мое тело, медленно поднимаясь от кончиков пальцев.
—
Я ваша «добыча»?
Фай
удивленно поднял брови и моргнул.
—
Ты — наша гостья. Мы несем ответственность за тебя...
—
Фай! — Окрик от двери заставил нас повернуться. Обскур стоял в открытом
проходе, перегородив собой весь проем. — Не смей с ней общаться! Немедленно
покинь каюту.
—
Капля к капле, а-ни. Мы нашли сай, а ты ведешь себя, как варвар.
Я
ничего не поняла из их речи, но зато увидела насколько по-разному ко мне они
относились.
—
Она наш инструмент, Фай. Я не прощу, если ты все испортишь. Выйди отсюда
немедленно! — Обскур снова рявкнул, но мне нужно привыкать называть его по
имени. Хотя значение имени я не знала, и «тьма» подходила как нельзя лучше к
этому мужчине.
Фай
плавно поднялся, забрал поднос и вышел, когда Рю соизволил освободить проход. Я
думала, что Обскур тоже покинет каюту, но он остался внутри и закрыл дверь. Я
подобралась: в его компании мне было слишком тревожно. Он подошел ко мне и навис
сверху, явно разглядывая.
—
Мой брат мягок и любопытен, «добыча». Он верит, что мы можем прожить и без
прощения алулима, но я не так наивен и юн. Я использую случай, выпавший по
велению богов. Не надейся на помощь. — Последние слова он говорил мне прямо в
лицо, близко склонившись. Рисунок он не убрал, и я не знала, какое лицо у Рю. В
этой маске он пугал своей безэмоциональностью, хотя по тому, что он пытался
убедить меня (или себя?) в моем безвыходном положении, я видела крохи страха и
боли.
Он
боялся, что я сбегу? И он потеряет что-то важное?
Вряд
ли дар в виде обычной женщины может задобрить их алулима, но, возможно, здесь
это считалось за дорогой подарок.
Или,
что скорее будет правдой, меня планировали «дарить» не как женщину.
Я
решила для себя, что никогда и никто не увидит моего страха. Это чувство самое
деструктивное, самое жалкое и самое опасное для человека, который приговорен
другими. И есть лишь один шанс изменить ситуацию: стать сильнее.