– Ничего не хочешь объяснить? – спросила она
удивленным тоном.
– Мам, – я крепче сжала алюминиевую банку в
ладони, – вот этим увлекается Бергман. И он предложил мне свою помощь, но…
– Так, успокойся, – назидательно ответила она. –
Во-первых, ничего в этом страшного нет. Не будь ханжой. Вообще сейчас это даже
модно. Вон, клубы даже специальные открывают. А во-вторых, ты что думаешь, это
все по-настоящему? Все эти фотки делаются для возбуждения фантазии. Уверена в
реальности никто такое не исполняет. Разве что очень легкое подобие.
Я никогда не говорила открыто с мамой о сексе, но
почему-то сейчас мне стало легче. Ее уверенный тон всегда отбивал у меня
ненужные мысли.
– Ты так считаешь? – с надеждой спросила я.
– Конечно! – твердо заверила она. – Бергман –
публичная личность. Думаешь, если бы он избивал и связывал беззащитных девушек,
они бы не подали на него за это в суд?
Тут я вспомнила про договоры, которые перечислил
Бергман и поняла, что у него все схвачено. Наверняка, если и происходят такие
инциденты, то девушки уже заранее ставят свои подписи, что претензий иметь не
будут.
– Перестань думать о всякой ерунде! – пресекла
мои мысли мама. – Лучше расскажи, как все прошло. И перестань пить эту гадость!
– она забрала у меня из рук колу. – Целлюлит отрастить себе хочешь?!
Я покорно села возле маминых ног и положила ей
голову на колени. Мне действительно нужно было ей все рассказать. Чтобы
получить ее пусть и грубоватую, но поддержку. Ведь завтра моя привычная может
окончательно рухнуть!
Мы проговорили с мамой почти до трех часов ночи.
Она несколько раз уходила кормить моего братика Рудика, но каждый раз
возвращалась и продолжала говорить со мной.
– Селичка, – тяжело вздохнула она, гладя меня по
волосам. – Я очень за тебя переживаю. Если бы я могла сделать это за тебя…
– Мам, я все понимаю, – я прервала ее порыв
искренности. – Не надо.
Я настолько привыкла быть в маминых ежовых
рукавицах, что, когда она становилась такой сентиментальной, я терялась. Мама
всегда для меня была железной леди, несокрушимой стеной. И я знала, что могу
найти у нее поддержку. Какой бы жесткой она порой ни была, но я чувствовала
огромную привязанность к ней. Даже зависимость. Настолько сильную, что мама
часто упрекала меня в инфантильности.