— Макс, есть че выпить?
— спросил я. — Покрепче, желательно, можно даже без
закуски.
Здоровяк кивнул и, отойдя на десяток
секунд, вернулся с парой бутылок коньяка и несколькими
стопками. Пока он наливал выпивку, я нежно гладил ладонь
девушки, и пытался успокоить разбушевавшийся разум. Нас
оставили всей нашей компанией одних и даже не пытались
мешать. Настя с детьми сидели в кабинете, Игорь
со строителем дежурил возле мониторов, а Миша ушел
к себе в ангар. Остальные постарались как-то потеряться
из вида, и мыслей по этому поводу не было.
Мы сидели вшестером в дальнем угле ангара,
на широком пушистом ковре и молчали. Первая стопка зашла
даже без вкуса. Я, молча, проглотил содержимое и, отобрав
у Макса бутыль, приложился горлышку. Мое тело еще успело
почувствовать, как мелко задрожала Алена, а после того, как
пол литра коньяка оказалось в желудке, взгляд слегка
затуманился и разум утих под давлением алкоголя.
— Словно воды выпил, —
сморщился я, не ощущая такого желанного забытья.
С трудом поднявшись на ноги,
я тяжелой походкой пошел к харьку, а следом
за мной, не отпуская моей руки, шла Алена.
— Не надо бы тебе перегар
нюхать, — тихо произнес я.
На что девушка уперто покачала головой
и молча пошла следом. За эти несколько часов, что прошли
после моего возвращения, она не сказала ни слова,
и это меня немного пугало. Надеюсь, с ней все будет
в порядке. Хотя какой к черту может быть порядок посреди
этой долбаной тьмы. Уже устраиваясь в машине под одеялом,
я получил наконец-то то самое чувство опьянения, которое
хоть немного подрезало мне эмоции. Я прижал к себе
девушку, вцепился в нее, как утопающий в единственное
средство спасения, и пообещал, что больше никогда
ее не оставлю. Разум запутался в закоулках
собственных мыслей, и стал погружаться в сон, словно
падая в пропасть. Радость от возвращения затерялась под
горой сожаления и горя. Только вот, чтобы не пугать
окружающих, я не должен показывать эти эмоции. Придется
закрыть поглубже страх за наше будущее, боль от потерь
и слабость, что иногда прорывается сквозь закрытые веки.
Я не имею права казаться слабым для других. Теперь
я довольно четко осознал, что никуда уже не денусь
и либо сдохну, от очередной твари, желающей меня убить,
либо построю вокруг себя безопасное общество, где страх смерти
не будет вырываться на первое место людских кошмаров.