Видя мое бедственное положение, Ева
тяжело вздохнуть и закатить глаза к небу, словно спрашивая у него,
за что я ей такая непутевая досталась.
Я ведь обещала детям, что никогда не
брошу их, что всегда буду рядом, а тут…
— Опять ты себя накручиваешь. Неужели
ты два года рвалась к нему только ради того, чтобы остановиться в
самом конце? — изящно изогнула бровь Ева, смотря на меня с
укором.
Стыдливо опустила голову.
— Все эти тренировки, мучения на
острове… все зря? Не верю! — продолжала женщина, заставляя меня все
сильнее прятаться от ее слов в домике из крыльев.
Правильных слов.
— Ты и от Виктора собралась так же
прятаться? — пренебрежительно фыркнула она. — Он, небось, уже в
курсе, что ты тут околачиваешься, и ждет, когда явишься.
— Прекрати! Все-все! Я поняла! Есть у
меня совесть, — я передернула плечами и закрыла глаза, выдохнув изо
рта серый дым.
— А то я быстро тебе обратный билет
оформлю. Или до Корзана, раз возвращаться не хочешь к своим
пиратам, — хмыкнула довольно Ева.
Я обиженно на нее покосилась:
— Где он?
— Там. Увидишь, а я подожду тут, —
аристократка махнула рукой к центру. — Только… у северо-восточных
ворот группа людей. Стоят там давно, но нас вроде бы не засекли.
Видимо, с Чутьем там никто не дружит.
Я кивнула и раскрыла крылья, срываясь
с места.
Там, куда указала Ева, располагалась
небольшая полянка с прудом, где плавали утки и колыхался камыш, а
рядом стояли лавочки. На одной из них и сидели дети, о чем-то
разговаривая и бросая птицам семечки и крошки.
Ребята повзрослели, выросли. Только
Адель оставалась все такой же милой малышкой с улыбкой до ушей и
пышными бантами на концах косичек. Двейн вытянулся, но внешне…
пугал. Волосы приобрели серый окрас, как пепел. Кожа неестественно
бледная с заметным истощением, и взгляд тяжелый и жуткий. Будто его
выпивало изнутри.
Накрыв их тенью от своего
немаленького тельца в четыре метра длиной, я заставила детей
вздрогнуть и в изумлении поднять взгляды вверх, а после испуганно
вскрикнуть. Адель вжалась в спинку лавочки, заверещав, а Бруно с
Мэрино на руках рухнул на задницу, на землю, и попятился назад, где
уперся спиной в дерево. И только Двейн лишь изумленно раскрыл глаза
и рот, боясь пошевелиться.
Я пыталась вписаться в эту полянку,
плавно снижаясь и примеряясь, чтобы задом не рухнуть в пруд и сесть
перед лавкой.