Виктор тяжело вздохнул и опустил
голову, приподняв очки и зажмурившись, потер переносицу и снова
надел очки.
— Похоже, теперь от тебя придется
всех наших союзников спасать.
Я нахмурилась и фыркнула, сложив руки
под грудью:
— Кто вообще таких союзников
набирает? Которые так и гляди, глотку перегрызут. Да еще и баб! Мне
их меньше чем за сутки по горло хватило, а ты пытаешься с ними
работать. Фу-фу, выжигать гнилье. Давить, прогонять и топить!
— Мы работали с отцом Ванессы. Он
крестный отец этого города. А его дочь выступает в переговорах, —
терпеливо ответил Виктор.
Я поджала губы и отвернулась:
— Все равно мне не нравится, что ты с
ними работаешь.
Мужчина усмехнулся, его позабавила
реакция.
— Ревнуешь, ящерка, — хитро
прозвучало.
Даже не моргнула, все так же стоя и
разглядывая спокойную гладь моря, над которой парили охотящиеся
чайки. На причале находился корабль, с которого с интересом
смотрела наша команда. Видимо, им тоже спектакль понравился, вон
как оживились.
— Хорошо, — длинная тень накрыла
меня, и через секунду я уже была сжата в объятьях пригнувшегося
мужчины, — теперь с ними будешь работать ты. А что насчет отметить…
тут есть отличный ресторан…
Гардероб обновить все-таки удалось,
так что к намеченному времени и ужину в ресторане я выглядела не
хуже утренней Ванессы, а даже лучше.
Да-да, пытаемся поднять
самооценку.
Белое платье с оголенными плечами и
облегающим до талии верхом с воздушной юбкой до колен, на которой
вышиты по низу светло-голубые узоры. Сетчатые перчатки до локтей,
светлые чулки и туфельки с ремешками по щиколотке.
Я была довольна. Впервые женственный
наряд в моем гардеробе такой, какой хотела я, а не нравился
маме.
Выйти в свет спустя два года, да еще
и в такое шикарное заведение…
Первые несколько минут я ощущала себя
неуютно. Слишком много людей, слишком неестественный шум, слишком
ярко вокруг, и мельтешение лиц вызывало головную боль. И еще
каблуки, на которых еле передвигалась, забыв, как правильно это
делать, и если бы не рука Виктора, которой он поддерживал то за
локоть, то за спину, и не мое упрямство, давно бы переодела обувь
или пошла босиком.
Я отвыкла от всего, особенно от
общества людей, и казалось, что со стороны выглядела как дикарка из
историй про детей-маугли.
Наш стол был богато заставлен едой и
дорогим вином, которое пили даже дети, заставляя коситься на них,
особенно на Адель, — девочка с большим удовольствием прихлебывала
напиток, Двейн был куда сдержанней, пригубляя лишь после тостов
ради приличия. Но ему уже почти пятнадцать лет, тогда как девочке
исполнится всего лишь двенадцать. И если мой неодобрительный взгляд
мог прочесть Двейн, то Адель его просто не видела. И исключением в
попойке оказалась я, которая не любила вино, а чай просить совсем
не к месту, ведь сама же предложила отмечать.