Темнота смотрела на него глазами брата, темнота улыбалась его улыбкой. Иллюзия, сотканная его желанием. Порождение леса, которое он любил.
– Верни, – тихо приказал он.
Отражение ответило ему полыхающей яростью во взгляде.
– Я знаю, ты слышишь, – выплюнул Ральф.
Засверкали неоном синие глаза, в проводах столицы на краткий миг ток остановил бесконечный бег. Странно, но Ральф чувствовал его так далеко и так легко.
Это ведь ты одарил силой, взяв плату вперед? А теперь отнимаешь и память?
Белые искры по таким же белым волосам. Пусть забирает свой дар! Чертов проклятый дар.
Если прислушаться, можно услышать Эдинбург. Шум крон, вой стаи волков и шелест крыльев хищной птицы. Стоит закрыть глаза, и лес перед тобой. А если поддаться, можно почувствовать его манящий зов.
Только Ральф уже давно привык не верить ему.
– Ты действительно думаешь, что я вернусь? Вернусь к тебе? – Злая усмешка. – Нет, я останусь здесь, – произнес Ральф и осознал, что слова эти не бравада и не угроза.
Он хочет остаться в столице, хочет строить свою жизнь вдали от Эдинбурга, потому что всей душой ненавидит свой лес.
– И Ани нечего делать у тебя, – сощурился он.
Отражение тяжело вздохнуло, Рэн печально посмотрел брату в глаза.
«Ани нечего делать здесь», – услышал он прямо в своей голове.
Оглушающий шепот, в котором сливалось множество голосов. Мужских и женских, звонких и детских, сильных и слабых, скрипящих, старческих, здоровых, больных. Ласковых, жестоких, добрых, злых…
Мучительный, отвратительный звук, заживо раздирающий его на части.
«И ты, дитя, скоро вернешься ко мне».
Дитя? Ральф расхохотался. Горький смех смел эхо чужих голосов, стало немного легче.
Как давно он ждал этого момента, чувствовал, догадывался? Нет, знал. Знал, что он всегда рядом. Слушает, наблюдает, присматривает. Прячется в темноте, мягким туманом стелется в ночных кошмарах, но молчит.
Он так хотел ответов, и теперь бездна говорит.
– С чего бы это? – выгнул Ральф светлую бровь.
«Люди, – губами Рэндольфа улыбнулся Эдинбург. – Они всякий раз вас предают. Нас предают. Я покажу».
Зеркало подернулось рябью, Ральф еще не видел, но угадывал свой силуэт. Он и не он. То же лицо, только будто моложе. Те же глаза, но другой, немного рассеянный взгляд. И почти та же форма, только вместо имперского орла буквы на груди.