У меня глаза разбегались, но руки сами собой потянулись к душистому хлебу и тонким пластам красной копченой рыбки.
– И мне! И мне дай! – запрыгнул снова облезлый кот на мои колени поверх одеяла. – Они мне ни кусочка не дали!
– И правильно сделали, – пробурчала я с набитым ртом, запихивая зеленый лучок и соленый огурец. – Предателей не кормят!
– Кто предатель? Да я грудью тебя всю ночь в чулане защищал! – оскорбился Айлиан, сцапывая кусочек рыбы.
– Ага. Так защищал, что аж в обморок упал.
– Ничего ты не понимаешь в рыбных костях. Это была такая стратегия!
Пока мы ели, замок жил своей жизнью. На улице на подъездной дорожке снова играли дети. Деревенские сновали по холлу туда-сюда: что-то приносили, что-то уносили, кто-то воду бегал менять. Дочка старосты сказала, что, пока я спала, они отмыли вторую зеркальную комнату и начали отмывать бальный зал.
– Вы – большие молодцы, – старательно покивала я, скрепя сердце радуясь успехам деревенских. – Только платить мне вам все равно нечем.
– Потом расплатитесь, – лукаво улыбнулась девушка, провожая меня в бальный зал. – Ваша бабушка тоже сначала платить не могла, а потом деньги нашлись, так что не беспокойтесь.
Если серьезно, разговор я этот начала совсем неспроста. Просто... Вот не верилось мне в бескорыстность и добросердечность деревенских. Слишком много в них было энтузиазма. Казалось, что за этим энтузиазмом что-то скрывается. То есть им определенно от меня было что-то нужно, но что именно...
Теперь хотя бы понятно. Правда, проблем с деньгами это совсем не отменяло. Если дочка старосты говорит, что деньги появятся из воздуха, это совсем не означает, что подобное случится. Я привыкла верить в то, что вижу своими глазами.
До вчерашнего дня.
– Мама дорогая!
Бальный зал, конечно, еще не сверкал чистотой, но уже начинал принимать свой первостепенный облик. До этого момента я не представляла, как можно дотянуться до потолка, чтобы почистить люстру, но для деревенских, как оказалось, не было преград.
Люстру, что висела на тяжелой цепи, они просто-напросто спустили вниз, почти к самому полу, а картины и стены оттирали, забравшись на самодельные стремянки, выставленные в несколько уровней.
Яркие краски обретали и ступени, сделанные из мрамора, и красные ковровые дорожки. Настенные и напольные канделябры сверкали и радовали глаз огоньками. На одном из окон уже появились тяжелые шторы из темно-синей, будто бархатной ткани, а прямо напротив лестницы, на том конце зала, откуда-то притащили длинный стол и шесть массивных резных кресел.