– Ах! – фыркнула она. – А почему сапожник без сапог, мисс Грант, ежели вас так зовут, как я понимаю? Не задавайте вопросов. Чтобы вам было известно, у мисс Лоах слабые глаза, и она не любит яркого света. Она живет, как кролик в норке, и хотя ее комнаты на втором этаже прям королевские, она редко туда выходит, разве что пообедать. Она живет в цокольной комнате, где вы с ней встречались, мисс Грант, а спит она в нише. Когда она обедает, к ее услугам столовая наверху. И с чего бы ей не жить так, – фыркнула кухарка.
– Я вовсе не…
– На нет и суда нет, – перебила ее кухарка, которой, похоже, нравился звук собственного сиплого голоса. – Мое имя Эмили Пилл, и я не стыжусь его, я кухарю на мисс Лоах уже много лет. Но ежели вы хотите вести себя как служанка, а вы и есть служанка, – подчеркнула она, – то что бы вам не обойти веранду и не зайти с кухни? Но вы ж из этих, новых служанок, мисс Грант, которые нос задирают да все наперекосяк делают.
– Я знаю свое место, – сказала Сьюзен, снимая шляпку.
– А я свое, – сказала Эмили Пилл, – я тут кухарка и, стало быть, тутошняя хозяйка, в доме для слуг. И сама я служанка старой закалки, у меня и нравы простые, и платье простое. – Эти слова сопровождались критическим взглядом на довольно изящный костюм новой горничной. – Мне не по нраву петушиные перья и всякие выверты на простых людях, не то чтобы я сама не могла их себе позволить, ежели бы захотела, я же человек бережливый, и платят мне хорошо. Но я добрая и к хорошеньким девушкам отношусь хорошо, хотя вы-то, по мне, в хорошенькие никак не годитесь.
Сьюзен сидела у стола с усталым и несчастным видом, и добродушная кухарка была тронута, особенно когда Сьюзен попросила не называть ее мисс Грант.
– Да мы с вами подружимся, это точно, – сказала Эмили, – и вы меня тоже не зовите миссис Пилл, это фамилия моего покойного мужа, он от джина помер. Другие слуги тут – это горничная да паж, хотя он, честно говоря, просто слуга на все руки, ему по меньшей мере сорок лет стукнуло, он еще и кучер, когда вывозит мисс Лоах в ее экипаже на осликах. Его Томас зовут, душа моя. – Кухарка быстро становилась все более и более дружелюбной. – А горничную – Джеральдина, прости господи ее родителей, она веснушчатая и болезненная, и уж точно не уроженка Лондона, как можно по ее имени подумать. Но что ж это я, тебе же надо чайку выпить да вещички распаковать – вон, вижу, и носильщик с грузом.