Вот свезло, так свезло! Не дар, а
сокровище. Я довольно улыбнулась и "залила" матрас полезной
синевой. Антисептиком. Сухим, но очень действенным. Матрасу прямо
сейчас полостную операцию можно делать и не будет никаких
осложнений. Выживет.
Вау, я крутая!
Спасибо, милый дар, не покидай меня
никогда и я от тебя никогда не откажусь.
Дураки съехали.
Поменялась у тела начинка, ты это
понял, давай жить дружно.
Конечно, глупо разговаривать со
способностью, но в этот момент я была предельно счастлива.
Настолько, что забыла о соседках, которые ахнули, узрев синие руки,
и боязливо расползлись по своим углам. Ну да, вдруг это опасно.
Гнобили, гнобили девку и догнобились - с ума сошла, страх потеряла,
самим теперь страшно. Как в частушке Вашукова и Бандурина: "Мама
девочку, бывало, всегда милицией пугала. А вот выросла девица,
теперь милиция боится".
Застелив постель, бросила защитный
контур (вспомнила-таки формулу) на свою территорию, чтобы
антисанитарию мне там своими тряпками не разводили, причем, все что
ни делала, я сопровождала бесконечной трескотней. О том, какие
девочки счастливые, удачливые и везучие. Все у них в жизни на мази.
Даже отцы в юности завели друзей, чтобы потом, через двадцать лет,
втюхать им своих дочерей. Вот как их папы с мамами любят! Не то,
что я - сирота приютская.
Самое интересное, парадокс, можно
сказать - говорила я чистую правду, и заткнуть меня повода не
находилось.
Сбегала на
ужин в столовую, там встретила одногруппников, попросила задание у
тихой девочки по имени Марисель: все-таки сутки отсутствовала, и
вернулась на свои законные пять квадратных метров. Чистые и
благоухающие свежестью. И относительно тихие. Соседки изредка о
чем-то переговаривались, но ко мне больше не цеплялись.
Вот и ладушки.
Мне есть, о чем подумать в
тишине.
И началась моя новая жизнь - со
студенческой скамьи. Кардинально менять поведение Георгины я,
разумеется, не стала, было бы странно: училась девочка три года, от
всех шарахалась и вдруг резко изменилась. Но я записалась на
целительский факультатив (по убедительной просьбе ректора, конечно)
и старалась не чураться тех, кто со мной желал общаться. Да,
собственно, кроме соседок по комнате в общаге, пока притихших,
никто больше не делал акцент на мое происхождение и не оскорблял.
Преподы старательную студентку Буше не обижали, не валили,
наоборот, старались заинтересовать своим предметом. Подозреваю, что
многие из них родом из деревни, поэтому не страдают
высокомерием.