Хозяин дома вжал голову в плечи и молча уставился на свои
лежащие на скатерти кулаки.
- Что показал? - не выдержал затянувшейся паузы Коля.
Николай Степанович как-то тоскливо посмотрел на него и
кивнул.
- Саша сказал: «Вы сейчас своими глазами увидите, как эти трое
попали в дом вашей сестры. Дальше показывать не буду. Поберегу вашу
психику.» - и показал...
- Что показал? Фотографии? - теперь не выдержал Максим.
Николай Степанович покачал головой:
- Нет, не фотографии. Не знаю, что это было, но я как будто
своими глазами увидел, как шурин подъехал к дому на своей машине,
как вышел из неё, как к нему сзади подскочил человек и ударил его
обрезком трубы по голове, и тот упал. Как к первому присоединился
второй, и они вдвоём быстро обшарили ему карманы. Как дверь дома
отпирали и как его внутрь затаскивали... Говорил же я им собаку
завести! Сто раз говорил!
Он закрыл ладонями лицо и снова замолчал, покачиваясь на стуле
взад и вперёд. Сыщики помолчали, давая мужчине время прийти в себя.
Наконец, Николай Степанович взял себя в руки и продолжил:
- Как он это сделал, чтобы я смог всё это увидеть? Не
знаю...
Максим перебил его:
- А потом вы отправились в кафе?
- Да, потом мы пошли в кафе, и он показал мне этих выродков.
Всё-таки жалко, что я не захватил ружьё...
- А как так получилось, что они его спокойно слушали? Среди этих
ублюдков детей вроде не было. Все взрослые, сильные мужики. - задал
Коля мучивший его вопрос.
Николай Степанович пожал плечами:
- Не знаю... Он сказал им сидеть и слушать, вот они и сидели. И
смотрели на него, как на строгого учителя. Здоровенные лбы сидят с
открытыми ртами и доверчиво так смотрят на мальчишку... Сам
поражаюсь. А Саша даже голоса ни разу не повысил. И взгляд у него
был какой-то... сочувственный, что ли? Как будто ему их жалко
было.
Максим перевернул страницу блокнота, в котором делал пометки, и
вздохнул:
- И что там дальше было?
- Он коротко рассказал, что в ту ночь произошло, и предложил
этим подонкам выбор. Или, говорит, вы сейчас дружно поднимаетесь и
идёте в милицию сдаваться. Тогда, говорит, проживёте ещё полгода, а
то и год, до того момента, когда к вам в камеру зайдут люди,
прокурор зачитает официальный отказ в помиловании и вас отведут в
комнату в подвале, где пол выстелен коричневым кафелем и покрыт
толстым слоем опилок. Или же, говорит, я заберу ваши души прямо
сейчас, и вы умрёте безболезненно и без этого вязкого страха,
который будет преследовать вас в тюрьме каждую секунду.