– Конечно, страшно. Отчего ж нестрашно-то? Все, у кого есть
мозги, боятся нечисти. Дяденька Пончик, вот вы боитесь нечисти? Что
она вас загрызёт?
– Меня трудно загрызть, – своим басом заметил громила.
– Это понятно, – согласилась я. – Ну а если много нечисти
нападёт?
– Если много нечисти, то могут загрызть, – кивнул он.
– Видите, дяденька Пёс, даже такого большого и сильного воина,
как дяденька Пончик, нечисть может загрызть. Что же говорить про
маленького слабенького меня?
– Так возвращайся, возвращайся. Много там нечисти, – глядя мне в
глаза через костёр, стал убеждать старый воин. – Не только нечисти,
но и разбойников-душегубцев. Возвращайся, пока не поздно!
– Так вы, дяденька Ровняла, это обо мне беспокоитесь? Вы обо мне
не беспокойтесь. Если мне на роду Защитницей положено погибнуть в
когтях нешьесса, так от судьбы-то не уйдешь.
– Если ты так покорно принимаешь судьбу, что же не остался в
поместье своей хозяйки? – насмешливо полюбопытствовал Дикий.
– Дяденька Дикий, так хозяйка Эллис – она же не нешьесс, –
пояснила я. – И когтей у нее нет. И даже зубы не все на месте.
Хозяин, он, знаете, как подпивал, так горяч был на руку. Меня вот
тоже палкой по спине отходил, что на письма воду пролил. А я,
дяденька, аккуратный. Почти. Обычно. А тут Шорька разыгрался, –
вдохновенно врала я, подводя к очень важному для меня моменту. –
Прыгнул да и уронил вазу с цветами. Их я как раз для хозяйки
принес. Так и цветы помялись, и письма промокли. И ваза разбилась.
А ваза-то в доме уже лет сто стоит, а то и двести. Выбросили бы
давно да новую уже купили. Вот почему, дяденька Дикий, богатые люди
такие жадные? – я изобразила жалобное выражение на лице.
Воины радостно посмеивались над моей «глупостью». Приятно же
чувствовать себя умнее других. Даже если «другие» – это
мальчишка-сирота. Только Дикий смотрел на меня как-то… серьезно
слишком.
– Если ни когтей, ни зубов, что ж её бояться? – посмеиваясь,
спросил Пёс.
– Так, дяденька, дворецкий у неё есть. А у него розги. А я ещё
после хозяиновой палки спину не вылечил. Тетка Магда в хурсете
велела ходить до самой столицы, и потом еще дней десять.
– В «хурсете»? – переспросил Пончик. Он был тугодум, но, видимо,
все остальные слова в моём рассказе были ему знакомы.
– Да! Вот, хотите, покажу? Она мне его переделала из того, что
от ее мужа осталось, – я задрала рубашку, демонстрируя всем
«доспех», скрывающий девичьи прелести. Сейчас, в темноте, при свете
костра была идеальная возможность продемонстрировать его так, чтобы
мужчины не рассмотрели лишнего.