Дурсли и Гарри с Билли только моргали, открыв рты, слушая
напыщенную речь Кламберта, жадно впитывая знания о невиданных
чудесах древнего волшебного мира. Эти сведения, кстати, заставили
Вернона задуматься, и он, после некоторых раздумий, предложил свои
умозаключения:
— Так, может, эту волшебную Книгу только наследник и сможет
открыть? Раз её запирали с той конкретной целью?
Гарри, слыша это, тут же придвинулся поближе, горя нетерпением.
Взрослые почтительно расступились перед мальчиком, попуская его к
наследию. Родовой фолиант — наследие рода, семьи — словно бы
дожидался его, маленького хозяина, наследника и друга, потому что
при приближении мальчика Книга нежно зарумянилась: засияли рубины,
разбрасывая пушистые искры, покрывая розовым багрянцем кожу и
золотые уголки с застежкой. А когда Гарри коснулся пальцами цепи и
замка, то последний звонко щелкнул, выпуская дужку из пазов.
Звериная Книга была готова ко встрече со своим другом. Но Гарри не
согласился. Он твердо и уверенно защелкнул замок. Поднял серьезные
глаза на взрослых.
— Не здесь, — умоляюще произнес ребёнок. — Не то место и не то
время.
Билли и Дурсли не поняли и с досадой смотрели на мелкого
паршивца, обломавшего такие надежды, но гоблины вдруг с уважением
склонили головы перед маленьким Мерлином, безоговорочно признавая
его право. Из того же уважения банк предоставил лимузин самого
Кламберта, чтобы доставить домой Дурслей и Гарри с полученным
наследием. Всю дорогу Гарри поглаживал гладкую теплую кожу, трогал
уголки и застежку, касался винно-красных рубинов и водил пальчиком
по названию. Не забывал он и цепь с замком, прибывших, как и Книга,
из запредельно-далекого прошлого. Дома он сказал всем:
— Книгу можно открыть после заката солнца. Раньше нельзя.
И ушел к себе, провожаемый удивленными взглядами. Проследив путь
удивительного ребёнка до лестницы, Вернон вздохнул и повернулся к
кухне.
— Что у нас сегодня на обед, Петунья?
После обеда терпеливо ждали полудня, после него кротко корпели
над домашними делами, подстегивая ленивую клячу времени, заставляя
её шустрее переставлять копыта, чтоб побыстрее добраться до ужина.
Но подлая кобыла шла не торопясь, откровенно чихая на
поторапливающие её кнуты, репьистым хвостом лениво отмахиваясь от
них, как от назойливых мух. Люди вздыхали, бранились, а она косила
в их сторону лиловым глазом из-под белой челки, фыркала и
снисходительно делала ещё один шажок вслед за стрелками часов,
уходя к горизонту, всё ниже спуская солнышко к закату.