И учителя-профессора были соответствующие, пару столетий детей
учил эльф, который потом покинул бренный мир и ушел на какой-то
Запад со всем Дивным народом. Прочие учителя — гролли, оборотни —
сменялись, как и люди, пока совсем не упразднились, когда начались
массовые гонения на магиков. Отчего произошел сей раскол,
неизвестно до сих пор… Эпоха-то войн никогда не начиналась, она
всегда была, всегда кто-то с кем-то воевал. Но, может, это
случилось, когда гоблины подняли восстание? Кто знает… Во всяком
случае, примерно в те времена из смешанных школ стали отсеиваться
малые народцы. А потом магики и вовсе попрятались ото всех: и от
людей обычных, и от волшебников. Ну, а некоторых и сами маги
загнали в резервные земли пространственных складок — драконов,
великанов, кентавров с единорогами и всех прочих волшебных тварей.
И спрятали ведь, далеко и прочно, так хорошо спрятали, что люди
через пару столетий позабыли о них, теперь кротко удивляются, глядя
на изображения тех же единорогов, и вздыхают: эх, жаль, что это
сказка!..
Итак. Настал знаменательный день. О нем было объявлено заранее,
так что все сидели как на иголках и нервно ерзали, поджидая
прибытия пятерых студентов-первопроходцев. Первых детей магиков за
последние четыреста лет…
Встретить их и привести в Большой зал доверили Филчу, а не
МакГонагалл. К табуретке со Шляпой встал сам директор, сжимая в
руке пучок палочек. Списка не было, их имена Эймос помнил и так.
Дрогнули и раскрылись дубовые двери, и вошел завхоз Аргус Филч в
сопровождении пятерых учеников. Первым в глаза, конечно же,
бросился приметный гролль, песочно-желтый и крупный, он очень
сильно выделялся на фоне остальных. Девочка-нэко поражала наличием
пушистых кошачьих ушек и хвоста, волвен выглядел самым обычным
мальчиком, ничем не отличимым от всех таких же одиннадцатилеток, а
парни-вельфы были уменьшенными копиями директора, востроухие и
шерстистые. Северус даже подумал — а не дети ли это его? Но тут же
понял — нет: во-первых, он бы сказал всем, а во-вторых, дети его
хоть и узнали, но смотрели на Эймоса так же настороженно, как и на
всех. Ясно, не отец он им.
Эймос начал распределение с девочки. Показал на табурет и
позвал:
— Рейко Ватанабэ!
Кошкодевочка вприскочку подошла, стрельнула на директора
озорными черными японскими узенькими глазками и села на табуретку.
Хмыкнув, Эймос опустил на брюнетистую ушастую макушку старую Шляпу.
После недолгого молчания та неуверенно изрекла: