‒ Как будешь готова к разговору, напиши. Я приеду сразу, как
смогу, ‒ и он обнял меня, будто прощался навсегда. ‒ Я постараюсь
тебя понять, что бы там у тебя ни случилось, и осуждать не буду,
что бы там ни натворила, в прошлом или же в настоящем.
Он отстранился от меня и поцеловал, быстро и внезапно, коснулся
своими теплыми губами моих сухих губ и ушел. Я так и стояла около
двери, смотрела, как он садился в машину и уезжал, и до конца не
понимала, как мне повезло встретить такого мужчину. Но только
сердце молчало, не встрепенулось и после его поцелуя. Не было между
нами искры, как бы я этого не хотела.
Папа ждал меня на крыльце, видимо, слышал звук подъехавшей
машины и вышел меня встречать.
‒ Пап, давай не сегодня. Завтра все расскажу и объясню, а сейчас
я хочу отдохнуть. Устала, ‒ я подошла к нему, обняла и затем
поднялась к себе в спальню. Сил не осталось, пережитые эмоции
отняли у меня все.
В тот вечер папа меня не беспокоил…
‒ В отпуск она решила уйти, ‒ это были самые безобидные слова,
услышанные мной в кабинете Павла Николаевича на другой день, как
только я пришла в больницу.
Таким главврача я видела впервые…
Ева
Капрал рвал и метал.
Он разорался не на шутку, обвиняя меня во всех грехах, которые
случились в больнице в последние месяцы, хотя никакого отношения я
к ним не имела. Но главврач нашел крайнюю – меня. Его можно было
понять, я бросила работу в разгар рабочего времени, не отвечала на
звонки, сорвала встречу с потенциальным меценатом. Плюс к этому,
добавлялось мое нежелание видеться с родителями маленьких
пациентов. И Павла Николаевича было не остановить. Я молчала,
сидела, не смея поднимать голову, изредка кивая ему, соглашаясь с
его обвинениями. Он скоро выдохнется, устанет ругать, тогда уже
можно смело решать вопрос.
Павел Николаевич опустился в кресло и выдохнул, пальцы
постукивали по столешнице. Он смотрел в окно, но в голове искал
решение.
‒ Вот что мне с тобой делать? Ты сорвала мне такое прекрасное
соглашение. Мы, наконец-то, смогли бы купить новые аппараты УЗИ,
сделать ремонт, выписать премию… А ты, негодница, все
испортила.
Он выслушал от меня короткие объяснения, как только я заглянула
в его кабинет, и уже больше часа мы не могли прийти к обоюдному
решению, что устраивало бы нас обоих. Павел Николаевич все время
срывался на крик, не находя нормального объяснения для Чернова по
поводу моего внезапного ухода в отпуск, как и не хотел понимать
того, почему я категорически отказывалась встретиться с ним снова.
Мои жалкие попытки оправдания, что я не встречаюсь с родителями
пациентов, он даже не принял во внимание.