— Я не поняла?! — требовательно вновь
влезла знахарка.
Вот мадам… так просто мысли не
собьешь, еще и льда в голос добавила. Когда она так начинала
говорить, здоровенные мужи поселения вжимали головы в плечи. Месть
женщины могла быть очень каверзной, коварной и изощренной. Долги же
привыкла всегда платить с огромными процентами.
— И не поймешь! — ответил, не повышая
голоса, но таким тоном, как отрезал, — Я не лезу в ваши дела, ты не
лезь в мужские. Проще жить будет!
Та поперхнулась какой-то фразой, едва
не закашлялась. И глазами хлоп-хлоп. Огромными ресницами едва ветер
не подняла.
— Но освободить-то мог?! — сбавила
обороты.
Верно. Глупо права качать, когда тебя
спасли от верной смерти за несколько десятков секунд до нее, а все
средства воздействия на меня не достигли результата.
Хорошо. Еще добавим. Раз просят.
— Времени не было. Если бы
замешкался, гоблы испортили бы Айлу, — здесь уже два зеленых лазера
обожгли, — Ее почти разложили. Еще бы чуть-чуть… Но именно потому,
что я принял правильное решение в этот непростой миг, честь одной
из красивейших и умнейших девушек Черноягодья была сохранена. Так
понятно?
И все смолкли. Пауза затягивалась,
рыжая пока не решила шипеть ей от злости или краснеть от
смущения.
— Так понятно! — целительница даже
кивнула энергично, только сейчас видимо осознав реальность угрозы
воспитаннице. Отчего ее претензии стали смотреться совсем уж дико и
нехорошо в глазах окружающих.
А затем зельеварка, выстроив
подопечных в ряд под моим недоуменным взором, показывая пример,
поклонилась низко, почти до земли, что и проделали пусть и не
синхронно, но и остальные.
— Благодарим тебя за помощь
своевременную, за спасение от смерти и от бесчестия! И я, Амелия из
рода Росомахи, никогда не забуду, что ты для меня сделал!
Каждая повторила эту клятву на свой
лад.
Отлично.
Можно было в духе сериала заявить
«это мой долг», «это моя обязанность» или начать нести прочий бред,
закрепляющийся в голове, что ты на самом деле не сделал ничего
стоящего. Так, мелкий поступок, услугу, а не совершил подвиг,
рискуя башкой. Соответственно, и благодарность, пусть на словах не
исчезала и оставалось такой же безмерной, но в подсознании
уменьшалась в разы. Нивелировалась. И всегда можно было поймать за
язык такого «благородного» — «ты сам сказал, что был должен,
поэтому пшел вон!» и так далее.