После разговора Дима накормил меня, а
потом мне жутко захотелось полежать в ванной. Мой мужчина и в этом
мне помог. Так что мне оставалось только радоваться его заботе. Я
хоть и поправилась, но слабость в теле еще была. Так что, когда
Дима удостоверился, что со мной все хорошо, он просто вырубился. А
я лежала рядом и любовалась его безмятежным лицом, не заметив, как
сама уплыла в теплые объятия Морфея.
На следующий день от былой слабости не
было и следа. Я была полна сил и желания творить. И опять хотелось
мяса. Теперь понятно, почему меня так на него тянуло, просыпалась
моя оборотническая часть. Ее и тянуло на мясное, а я только
за.
Пока я валялась в отключке, мои
критические дни прошли. У меня правда оставалось еще два дня
выходных, но дома сидеть не хотелось. Читать книги душа не лежала.
Мне требовалась физическая работа. Значит идем к Мише и
пашем.
Время до встречи с родней пролетело
незаметно. Правда вечером, после моего первого дня работы, Дима на
меня пытался ругаться. Только я была на столько счастлива, что его
рычание не возымело никакого действия. А он увидев мою счастливую
физиономию, уступил мне с одним условием: если мне станет плохо, то
я кидаю работу и сразу к врачу. Я не стала усугублять наше
противостояние и целуя его, согласилась с его просьбой.
Сегодня у меня и Димы выходной, и мы
едем к моей родне в родовое поместье. Переживаю ли я? Да! Еще как!
Ведь сегодня я узнаю кто мой настоящий отец. И хоть смогу увидеть
его фото, каким он был. От переживаний аж руки дрожали.
До поместья мы добрались за четыре
часа быстрой езды. На крыльце нас встречали две копии моего отца.
Одна копия была постарше и с сединами, вторая помладше. Это был
отец и брат моего любимого приемного папули.
Если всю дорогу я изводила себя
переживаниями, то стоило только Ивансу, моему деду, открыть свои
объятия для меня, я успокоилась и с радостью утонула в коконе его
рук. Со стороны моей спины нас обнял Ромос, брат моего папули. И
впервые после смерти отца, я почувствовала себя маленькой
беззащитной девочкой. Которая может с легкостью спрятаться за
спинами своих старших родичей.
Мы стоим у стены с древом рода. Я
несмело царапаю свой палец и прикладываю к нему руку с кровоточащим
пальцем. С минуту ничего не происходит, а весь зал аж фонит нашим
напряжением. А потом древо ярко загорелось, а потом потихоньку
начало затухать. Единственная веточка, что продолжала полыхать,
росла и показывала меня и моего отца.