— С моей. Можете приступать прямо сейчас.
— Э, нет, Саныч, сначала заявление, договор трехсторонний, что
вы согласны на вмешательство, потом подписи-печати, и только тогда
начнем. Я заявочку составлю, — он лезет в чемодан с инструментами,
где сверху лежит папка со старыми тонкими листами, — и диспетчеру
передам. Она обработает, и тогда уж решим, как будем работать.
— И сколько времени это займет? — подает голос Юля.
— Ну, сегодня-завтра разберемся с бумажками, а в среду
начнем.
— И что же, он все это время меня топить будет?
Вот так поворот! Я, значит, на себя роль героя примеряю, а она
тут возмущается. Может, зря я это все затеял? Рыбка вон какая
злющая, даже не замечает моего благородства.
— Тут как договоритесь, мадам, — подает звук другой слесарь.
— Распишитесь, — он по очереди протягивает нам документ,
оставляет одну копию, а вторую сворачивает вчетверо и прячет в
нагрудный карман. — Всего хорошего!
Когда они уходят, Юля немного расслабляется и оседает на
банкетку в прихожей. Так вот для чего она нужна! Хорошо, что не
ликвидировал.
— Спасибо, — раздается тихое, а у меня сердце замирает.
Наконец-то железная леди плавится, — что взял ремонт на себя.
— Ай, — отмахиваюсь. — Быстрее сделаю. А то еще бы полгода
тянул.
— Тогда я пойду?.. — она поднимается, явно не собираясь больше
ничего говорить, но после оборачивается, и я уже жду благодарности
за цветы, но вместо этого слышу другое, но тоже приятное: — Можешь
приходить в любое время, ключи я тебе оставлю, только другой
комплект, без брелоков, — она меняет связку на тумбочке. — И,
пожалуйста, не пользуйся водой у себя. Если что-то надо,
приходи.
Надо, Рыбка, еще как надо. Поцеловать бы тебя сейчас такую
грустную и серьезную, чтобы стереть эту слезную пелену с глаз. Да
хотя бы обнять, чтобы расслабилась ненадолго.
Она открывает дверь, и я, опомнившись, хватаю ее за запястье,
удерживая на пороге. Сомова оборачивается и снова хмурится, но руку
не выдергивает, что уже хороший знак. Простила? Все-таки помогли
цветы?
— Юль, прости, что вчера так получилось, я…
— Знаю, спасал соседского мальчика, — грустно выдает и все же
высвобождает руку, растирая запястье, будто я его сжал сильнее, чем
надо. — Все хорошо, ты мне ничего не должен объяснять, даже если
просто передумал. Еще увидимся, — бросает дежурное и скрывается за
дверью, оставляя меня в полном недоумении.