Так что, отложим пока поиски этого
загадочного хода и займемся насущными делами. Встав, я решила
прогуляться, заодно и коня своего выгулять. Ами меня разбудила ни
свет, ни зоря, поэтому никому не мешая, я выскользнула из нашего
дворца и, оседлав Красавчика, мне он уже давался с этим делом и
доверял полностью, мы выехали за пределы дома. А там дав волю
своему жеребцу, я наслаждалась полетом, по другому я бы даже и не
назвала ту скачку, что устроил мне этот конь.
Так и проходили следующие наши дни в
уборке помещений, беседах между ними, уходом за лошадьми и
попеременным выгулом малыша Эрика, который с каждым днем становился
все крепче и сильней.
Что самое примечательное, по
сравнению с первой приемной, которая была разрушена, остальные
комнаты были просто в вековой пыли и нуждались только во влажной и
санитарной уборке, которую нам помогла провести Ами. Поэтому, мы
справились относительно быстро, и на следующий день я хотела уже
выезжать в город, за лошадьми и провизией, да надо было начинать
продвигаться по моим планам. Только вот в этот день к нам нагрянули
– я бы не сказала, что нежданные – посетители.
Стук в дверь отвлек меня от
рассматривания одной из фресок, что висела на стене приемной. На
ней были изображены парящие в воздухе нэльды над прекрасным белым
замком очень похожим на тот, что я обрела. А на его крыше, где
находилась большая площадка посередине, стояла женщина, подняв руки
и расправив крылья. Все это было так искусно вырезано, что я могла
рассмотреть даже печальную складочку, что была проложена у той на
лбу и печаль, отражающуюся в глазах.
Капитан с Андерсом и Лоран
находились в гостиной, с умилением наблюдая, как Эрик ползает по
ковру и собирает кубики, что мы купили для него по дороге сюда.
Лониль как заправская кухарка занимался нашим обедом. За то время
что мы уже тут находимся, он как-то незаметно взял это занятие на
себя, отодвигая остальных от приготовления еды. И я бы сказала, что
у него получалось это довольно искусно. Ами в очередной раз опять
где-то пропадала.
Открыв дверь, увидела строго одетого
старосту деревни с его напомаженной и расфуфыриной женой, которая в
жестком захвате держала симпатичную девушку за руку выше локтя, в
простом платье. Губы ее дрожали и были обкусаны, глаза же опухшими
и влажными от многочисленных слез.