И меня спешно повели вдоль улицы, на которой, как грибы,
рассыпались низкие домики. Дворы заросли цветами, от запахов
кружилась голова. Собаки заливисто лаяли, дорогу перебегали гуси, а
подол юбки был забрызган грязью по колено – здесь тоже недавно
прошёл ливень.
Я уверенно шагала вперёд, старалась не замечать удивлённых и
настороженных взглядов, не слушать отвлекающих шепотков. И не
думать о том, как вынырнуть из этой галлюцинации.
Впереди бежала тётка в платке, переваливаясь с одной ноги на
другую, следом за нами растянулась гирлянда из селян.
Наконец, меня подвели к дому почти в самом конце улицы. Дверь
была открыта нараспашку, протяжные стоны я услышала ещё с
порога.
– Тори! Эй, Тори, мамаша! Я целительницу привела! Скажи
кхерургу, что резать не надо!
В дверь высунулась всклокоченная голова с покрасневшим опухшим
лицом. Кто это? Мать роженицы? Свекровь?
Тори окинула меня пустым взглядом, а через пару секунд за её
спиной возник суровый костлявый мужчина в чёрном. Он сразу напомнил
мне ворона – глубоко посаженные глаза, нахмуренные брови, узкое
бледное лицо с длинным крючковатым носом. Пальцы крепко сжимали
ручку металлического чемоданчика, а высокие ботфорты, которыми он
топтался в одной комнате с роженицей, естественно, были облеплены
грязью.
В этот миг мои глаза загорелись, как у нашей санитарки Петровны,
которая могла обложить матом даже заведующего, если он осмеливался
проскользнуть в кабинет по только что вымытым полам.
– Нейт Ойзенберг, позволите войти? – суетилась тётенька, которую
я уже успела окрестить “Русской красавицей”. Она, в отличие от
разбитой и раздавленной Тори, прекрасно ориентировалась и держала
себя в руках.
– Вы кто ещё такие? – взгляд нейта Ойзенберга остановился на
мне. Прошёлся вверх-вниз, оценивая.
– Мы передумали, дадим шанс нейре магичке. Она может спасти и
мать, и малыша.
– Я намерен произвести операцию, и какие-то столичные недоучки
мне не указ, – он брезгливо поджал губу. – Инструменты уже готовы,
и, если вы продолжите меня отвлекать, я не смогу спасти дитя и
облегчить предсмертные муки бедной женщины.
Как по заказу из глубины дома донёсся бессильный крик. Тут-то
меня и порвало.
– Ты бы хоть сапоги грязные снял, инфекцию ведь носишь! – я
двинулась вперёд, грозно уткнув руки в бока, оттесняя и свою
провожатую, и мамашу роженицы. – А ещё врачом назвался, да тебе
только свиньям хвосты крутить! Резать собрался своими грязными
ручищами, коновал!