— Короче, — начал Найс, отхлебнув из чашки, — делай выводы сам. Я знаю только то, что слышал, а это всего лишь слухи. Но, мне кажется, что это правда. Ну или хотя бы часть из этого.
— Пока ты будешь делать долгое вступление, уже звонок прозвенит, — заметил я. — А мне не хочется ждать ещё целую пару.
— Сейчас большая перемена, так что не переживай. Ну да ладно, ближе к делу. Говорят, что Лия совсем не простая, какой кажется.
— И это то, о чём говорить нельзя? — не сдержал я улыбку. — Серьёзно?
— Да подожди ты. Я же не до конца рассказал. В общем, ходят слухи, что Лия — дочка какого-то аристократа. А здесь оказалась тоже из-за него. Якобы она провинилась перед отцом, и он решил наказать её школой для взрослых.
— Мне кажется, что это действительно просто слухи. Ну какой нормальный отец так поступит со своей дочерью?
— Согласен, не спорю. Но, видишь ли, в чём дело, Ван… — Найс оглянулся, убедился, что рядом точно никого, и продолжил: — Она в том году не выходила на арену. Её даже в списках не было. Но никто ни слова об этом не сказал.
— И что теперь?
— Как что? Без выхода на арену невозможно перейти на следующий курс. Победил и остался в живых — добро пожаловать. Нет — значит, там и умер. Включи голову.
Так вот оно что. Я-то таких подробностей не знал. А ведь, если скоро экзамены, то и мне придётся выйти на арену. Мало приятного.
— Получается, слухи могут оказаться правдой. Но мне зачем это знать? Что это даёт?
— Ну что за вопросы? Она ж сохнет по тебе! Ты, блин, как будто первый день живёшь.
В точку. Только это известно мне одному. Живу не первый день, но в новом странном мире, можно сказать, что первый. Вчерашний вечер вряд ли считается за полноценный день.
— Я тебя понял. Тогда всё хорошо. Она мне тоже нравится.
Найс расплылся в улыбке.
— Свершилось! Ван вдруг осознал, кого теряет. Только смотри: если слухи про неё — правда, то потом у тебя могут быть проблемы. Сам понимаешь, папа-аристократ у девочки и всё такое. А мы ж ребята простые, смертные. Ну, думай, в общем. Да и мало ли чего на арене случится. Вдруг не доживём до третьего курса, — усмехнулся он, но в словах всё же послышались нотки грусти. И это не удивительно. Мне и самому думать даже не хочется, что однажды придётся биться насмерть, если хочешь выжить.