– Я должен вас поблагодарить, – звучит
холодный голос инспектора. Незнакомец кивает. Инцидент
исчерпан.
И мы спускаемся в обеденный зал. Куда
делось головокружение, не покидавшее меня все шесть дней пути. И
откуда появилась слабость в ногах и тянущее ощущение в пояснице. Я
чувствую взгляд неизвестного, провожающий меня, и понимаю, что он
до неприличия пристально уставлен на выпуклую часть пониже спины.
Кровь приливает к щекам, стучит в ушах. И я не сразу разбираю
презрительно брошенные кем-то слова:
– О, явилась инспекторская
подстилка.
Поворачиваю голову в ту сторону, откуда
голос. За отдельным столом в самом углу сидят другие одарённые,
присоединившиеся к нашей кавалькаде позже меня.
Они ехали с меньшими удобствами, чем я – в
крытых повозках. Да какие там повозки, обычные крестьянские телеги
с шестами по углам, на которых кое-как крепились большие полотнища
ткани. От пыли они защищали плохо, и на дневных стоянках я
подсознательно отмечала измученные запыленные лица моих невольных
спутников.
Всадникам на ящерах было немногим лучше.
Лица магов и их нукеров почти полностью были закрыты плотной
тканью. И если в начале пути эти повязки отличались по цвету, то на
третий день они покрылись ровным слоем красноватой пыли. Но они
ехали в начале процессии. Там хоть как-то можно было дышать.
Основная же пыль доставалась замыкающим.
Из-за собственных проблем я не
задумывалась, что кому-то может быть гораздо хуже, чем мне, и о
том, чем я заслужила такое особое отношение. А вот, оказывается, у
кого-то было время и разглядеть, и придумать объяснение.
Краем глаза вижу, как инспектор привычным
жестом указывает на стул рядом с собой. Ну вот оно и объяснение.
Нет уж, господин инспектор, я такая же пленница как эти, и мне
придётся на новом месте общаться с ними, а не с вами. И лучше уж
начать сейчас. В груди в области сердца разгорается уверенный
огонь. Это не злость, не ненависть к наглецу, осмелившемуся сказать
обо мне гадость. Это просто спокойная убеждённость в своих силах и
в своём праве.
Мне больше не надо скрывать мой дар, и от
этого легче. Надоели прятки. Теперь я никому не позволю оскорбить
или унизить меня.
Я медленно подхожу к столу одарённых, и
вкладывая в свой голос тонну презрения и сарказма,
интересуюсь.
– Кто тут такой смелый?