Погодите? Но что он сказал? Кишки? Посторонний предмет?!
Не успела я толком испугаться и снова выпустить когти или же,
как вариант, хлопнуться в обморок, когда услышала:
– Всё!
В его ладони, как по мановению волшебной палочки,
материализовалась опаловая брошка из белого золота с крупным
овальным камнем, посверкивающим синим, лиловым, розовым и даже
оранжевым.
Э…
Моё сознание экстренно решило закончить сеанс или, если быть
точнее, я его потеряла где-то между мыслями: «Какого чёрта она
делала во мне?» и «Когда я успела её проглотить?».
Впервые за столь долгое время в ректоре Тейзинской академии Тайн
всколыхнулось лёгкое чувство страха и жалость к живому существу, к
этому плешивому созданию, потерявшему сознание в его руках.
Всегда собранный, строгий, но, безусловно, справедливый, он
старался служить миру эталоном безупречного поведения, и потому не
позволял себе лишних эмоций.
Тем более, что неуёмный магический дар требовал от Люпина
высочайшего самоконтроля. И он его демонстрировал всем и каждому.
По крайней мере, так считал сам магиус. Как же реально обстояли
дела, знал во всех подробностях только его личный лекарь, сеанс у
которого ректор сейчас пропускал из-за утреннего инцидента.
«Боги праведные! Я впервые в жизни опаздываю на такой невозможно
большой срок!» – мысленно сокрушался Люпин.
Когда он закончил с лечением кошки, то оставил её на кушетке в
малой гостиной и наказал слугам покормить животное, как проснётся.
Дворецкий и кухарка, напуганные поведением господина, только
отрешённо кивнули, ничего не сказав ван Роузу-младшему насчёт того,
что он пребывал сейчас в мокрой рубашке и брюках, без пиджака, без
носок. И даже тапочки где-то оставил.
Быстро обувшись в грязные сапоги на босу ногу, ректор выскочил
на улицу, намереваясь исправить свою оплошность. Перво-наперво
извиниться перед Бифтеном фон Раером, почтенным лекарем,
профессором академии наук Тейзина, доктором-протектосом, или иначе
защитником разума.
В этот раз ректору Люпину шлось по улице на удивление легко, не
нужно было скрываться от солнцепёка. Прошедший дождик оставил после
себя лёгкую удушливую сырость, всё ещё стоящую в воздухе. Первые
несмелые световые лучики стали пробиваться сквозь вновь побелевшие
облака. Защебетали птицы, застрекотали сверчки.
В этот раз ван Роуз-младший вопреки своему обыкновению
направился сразу к кабинету лекаря, минуя комнату с секретаршей,
занятой поливкой цветов.