— Не помню, чтобы я задавал вопрос по этому поводу, — абсолютное спокойствие в голосе, будто мы просто что-то обсуждаем, что-то такое незначительное, что даже проявлять хоть какие-то эмоции не обязательно.
— Выпустите меня немедленно! — мое бессилие трансформируется в некое подобие агонии и паники.
Я дёргаю за ручку дверцы, но она, конечно же, мне не поддается. В тонированном окне горят огни ночного города. Мы едем в город и этот факт чуть-чуть, но приводит меня в чувства.
— Не нервничай, — железному спокойствию мужчины можно только позавидовать. — Мы просто поужинаем. Какую кухню ты предпочитаешь?
Хочется нервно засмеяться, потому что это ненормально! Кухня? Он это сейчас серьезно?! Я от него убежать пыталась, колени себе все стёрла, платье в тряпку превратила, а мне про ужин тут рассказывают.
— Никакую, — бурчу в ответ.
— Значит, я выберу на свое усмотрение. После ужина тебя отвезут домой. Сегодня в мои планы не входит тебя насиловать, — мужчина это произносит таким тоном, будто саму идею изнасилования не отметает, а оставляет на будущее.
Может, мне это только кажется, не знаю. Но страх снова хватает меня за горло, и я опять чувствую слёзы на щеках.
— Чудовище, — брезгливо выплёвываю, сжав салфетку в руке. — Меня тошнит от таких, как вы.
— Что же, после затяжного равнодушия, даже такая реакция с твоей стороны уже может считаться неким прогрессом, — уголки тонких губ кривятся в насмешке. — Тебя никто не тронет, просто веди себя смирно. Мне нравятся непокорные, но это непокорство должно быть дозированным, — мужчина касается моей щеки кончиком пальца, стирает одинокую слезинку. — Не обижу, не бойся.
4. Три.
Автомобиль остановился у роскошного парадного входа пятизвёздочного отеля. Тут простой смертный позволить себе остановиться хотя бы на одну ночь никак не сможет, даже если будет откладывать каждый месяц что-то с зарплаты. Мраморные ступеньки, большие стеклянные двери, украшенные золотистыми узорами. Свет лился на многоэтажное здание, сделанное из стекла, камня и стали, снизу-вверх, отчего визуально высотка казалась еще на порядок выше.
Охрана открыла для меня и для Беса дверцы автомобиля. Я вышла. Босая, грязная, растрёпанная, в испорченном платье и залитом слезами лицом, именно такой я предстала перед величием чужой роскошной жизни, к которой мне никогда не хотелось даже на день прикоснуться.