- Какие моряки? Новичку понятно. Опять крестьяне восстание
против разверстки готовят, а труп – послание. Явно его не в кабаке зарезали.
Пытали может? Я могу, Васильев, на тебя положиться или тебе товарищей из НКВД
оставить?
- Все проверим. – Учтиво отвечал следователь. –
Справимся своими силами.
Поняв, что сейчас Васильева лучше не трогать, я решил
рискнуть и отправился на опознание моряка. Вдвоем не так опасно, а задерживать
мы его не собираемся.
Кабак был в трех улицах от площади, и я боялся, что
наши усилия будут напрасны, уйдет моряк. «Не уйдет, - успокоил меня Яша. –
Каждый вечер там до закрытия сидит».
Кабак располагался в помещении с низкими сводчатыми
потолками, отчего табачный дым, не имея выхода, клубился над головами
посетителей, оставляя следы на когда-то белых стенах и потолке.
В вечернее время в кабаке было шумно и полно народу. Мужчины
в форме и высоких сапогах обсуждали последние новости за столами накрытыми
белыми скатертями с непременно с запотевшим графинчиком или большими пивными
кружками. Мы приютились за крайним столиком и Яшка принялся искать моряка.
Приглушили свет и дама в длинном красивом платье, с лисьей
горжеткой на плечах проникновенно затянула «Очи черные». Заслушавшись, я
потерял из виду Яшку, которого уже тащил за шиворот высокий официант лет
тридцати в белом фартуке и засученных рукавах белой рубашки. На его руке я
отчетливо увидел такую же татуировку, как у покойного.
- Видел татуировку? – Спросил меня, отряхиваясь от
уличной пыли, Яшка. В руках у него был чей-то кошелек.
- Видел. Нехорошо это. – Стыдил я его за воровство.
- Есть-то хочется и рыжему надо за место заплатить, а
то выставят меня на улицу и погибай, а эти все равно пропьют или на певичек
спустят.
Мне нечего было ему возразить, и мы поплелись домой.
- Такая наколка не только у официанта, я еще парочку
видел. Все за одним столом сидели. У одного из них я кошелечек-то и подрезал.
- Жалко, что официант тебя вышвырнул. Не успел я их
зарисовать. Неспроста у них одинаковые татуировки, может они члены тайного
общества.
Среди керенок лежали документы и Яшка хотел было их
выкинуть, но я вовремя его остановил. Это было удостоверение на имя Михаила
Степановича Кизлякова, обезглавленного трупа. Второй, аккуратно сложенный
листок, содержал какие-то расчеты.