- Не знаю, - наконец, смогла выдавить
я, стараясь дышать не слишком часто и из-за этого ощущая себя так,
словно вот-вот задохнусь.
- Скажем так, твоя приятная и легкая
жизнь быстро закончится, - губы Сатуса искривились в ухмылке, очень
мрачной и такой проникновенной, что я кожей прочувствовала ту тьму,
которая хлестала на меня со дна его зрачков, где вновь заблестело
пламя. На этот раз оно было другим, не таким, как в прошлый раз.
Разрастаясь медленно, оно наслаждалось этой медлительностью,
предвкушая и подкрадываясь, наливаясь силой и мощью, перед которой,
я это чувствовала, никто не способен был устоять. – За тобой
начнется охота, и охотиться будут не просто все, до кого доползут
слухи. За тобой отправят крайне опасных взрослых дядей, встречи с
которыми стоит избегать даже взрослым колдуньям, а про
человечку-первогодку я вообще молчу. Едва только высунешь нос из
Академии, как тебя тут же поймают, посадят в клетку, навесят
большой замок и так и оставят в ней до конца твоих дней. Ты будешь
не больше, чем домашний питомец. А может, даже и меньше.
Его глаза сверкнули злобой,
непонятно, на кого направленной – на меня или на этих условных
охотников за моей головой. А вернее, за той магией, которой эта
голова способна была распоряжаться.
- А ты разве не этого же хочешь? –
глубоко внутри, под ребрами, что-то болезненно кольнуло и сжалось.
Накатило тяжелое и удушливое осознание ситуации, в которую меня
зашвырнула судьба. – Ты ведь такой же, как они…
Руки на плечах сжались до хруста
костей.
Моих костей.
Лицо помимо воли искривилось от боли,
и чтобы не застонать, я закусила губу, не сводя глаз с лица Сатуса,
которое резко побледнело, а скулы напряглись до проступивших под
кожей вен.
- У меня нет другого выхода, -
отчеканил он.
- То есть, - сквозь боль все-таки
смогла усмехнуться я. – От них ты отличаешься безвыходностью
положения?
- А так же тем, что не собираюсь
использовать тебя вечно, - поиграв желваками, сообщил демон,
ослабляя хватку. – Лишь пока не выиграю битву и не займу трон.
Вздох облегчения, вырвавшийся из
меня, как-то странно повлиял на принца. Его тело, и до того
жесткое, словно гранит, застыло, а сам он уставился на меня с
голодом человека, готового убить за еду.
- А потом? – напуганная этой его
переменой, спросила я в попытке как-то отвлечь обоих – и его, и
себя.