А глаза как у него самого. Но дело не только в глазах. Линия подбородка, родинка, как у его матери…
Нельзя торопиться с выводами!
Только к чему эти жалкие отговорки, когда правда видна невооруженным взглядом?
Это его ребенок.
– Я так любила причесывать девочек, – улыбнулась Элизабет. – Но они слишком быстро выросли.
– Это… – Вспомнив, как рыжие локоны щекотали ему грудь и живот, Бен невольно запнулся.
– Они восхитительны, – продолжала гордая бабушка, – девочки унаследовали их от отца-ирландца. У них в роду почти все рыжие и светлокожие. Близняшки постоянно на солнце обгорали, но Эмми повезло больше.
– Глаза и оттенок кожи ей от отца достались?
– Не знаю, Лили не хочет о нем говорить. – Элизабет поудобнее перехватила уснувшую внучку.
Неудивительно, но стоит ей вернуться, он заставит ее во всем признаться.
Хотя зачем ждать?
– Твоя комната… Сейчас позову Джейн.
– Не нужно, я уже ухожу, но не отказался бы от чашки кофе.
Твердо веря, что к битвам нужно готовиться и нельзя недооценивать эффект неожиданности, Бен задержался еще на полчаса, чтобы узнать все интересующие его детали.
Зачем ждать, пока Лили устанет загорать на пляже, когда можно самому туда нагрянуть и с опозданием на три года услышать признание из ее собственных губ?
Тех губ, что он так и не сумел позабыть?
Лишь спустя час Бен понял, почему название солнечного острова казалось знакомым.
– Значит, отменить все на три дня вперед? – секретарша на удивление спокойно восприняла новость.
– Лучше на четыре.
– Хорошо. Жить будете в доме или вам что-нибудь снять?
– В доме?
– Вы больше не хотите выставлять его на продажу?
Бен наконец-то понял, что речь идет о наследстве двоюродного дедушки.
– Пока нет. Сперва посмотрю, на что он годится.
Когда бесконечный полет закончился, Бен распорядился отправить багаж в унаследованный дом, а сам сразу же направился в приравненный Элизабет Грей к раю отель, чувствуя, что у него сбился суточный режим. Точнее, он еще двенадцать часов назад прилетел в Ворен Корт со сбитым режимом. И теперь, вышагивая по белоснежному песку пляжа в совершенно не уместных здесь кожаных туфлях ручной работы и строгом костюме, понимал, что одним сбитым режимом дело не ограничивалось.
Но переполнявшие его адреналин и злость служили не плохим топливом, причем последовавшие за открытием часы совсем не уменьшили последнюю, зато до неприличия сократили его терпение.